Какой я дурак, что выпил зелье.

Я вообще был тяжёлым на подъём. Я не мог назвать себя хорошим человеком. Резкий, грубый, хамоватый, неумный. Наверное, я чего-то стоил разве что рядом с Ливием, но и его по ограниченности своей отталкивал.

«Кто я такой? И… почему Бог времени явился именно ко мне? Я герой?»

Я…

Нет.

Я не герой.

– Ну что, герой? – раздалось надо мной. – Удовлетворил своё любопытство?

Очнулся я на скамье. Череп, складывалось ощущение, разъезжался по швам, а во рту раскинулась африканская пустыня. Я попытался сесть, и очи мои пронзило светом, как копьями.

– Зато теперь мы знаем, что напиток усиливает наши проклятия в сотню раз, – прошептал я.

Ливий цокнул языком и покачал головой, сложив руки. Он вновь походил на Кирку, что отчитывала нас за ночную вылазку в лес или козни соседским юнцам.

– Ты мог пострадать, Луциан. В следующий раз, если захочешь поиграть в алхимика, предупреди меня заранее.

Как и с кормилицей в подобные моменты, мне захотелось поскорее переменить русло разговора:

– Нашёл что-нибудь полезное? – Я кивнул на книги.

Ливий поджал губы и сделался ещё более угрюмым. Он бросил короткий взгляд на перелопаченную стопку рукописей и развороченные свитки – качнул головой.

– Полагаю, братишка, нам ничего не остаётся, кроме как навестить господина лекаря, – заявил он.

Не успел я ответить, как двери в библиотеку с грохотом отворились: в зал вошла Астарбел с надменным и суровым ликом. Её сопровождал Ганнибал Магон, излучавший настроение не лучше, чем у возлюбленной.

– Как продвигается поимка стрикса? – без вступлений спросила Астарбел.

Ни одна мышца лица не выдала недовольство Ливия, которое я ощутил фибрами души. Он опёрся фалангами пальцев о стол и, склонив голову, невозмутимо отчитался:

– Возникли сложности, которые запутали следы к истинному детоубийце. Иными словами, у нас появились сомнения в том, что виновен стрикс.

Ганнибал выступил вперёд, сверкнув глазами, исполненными океанских пучин:

– Его видели пролетающим над Карфагеном, охотники. Ваша задача – не распутывать причинно-следственные связи, побудившие монстра убить, а стереть его с лица наших земель.

– Ганнибал, – вступил я, сложив руки на груди. – Видишь ли, мы и сами его видели, но на виллах жертв обнаружили одинаковые сосуды, которые им выписал таинственный врачеватель…

– Грядёт закат – полночь, когда ублюдок явится за моей дочерью, близка! – воскликнула Астарбел, и лицо её покрылось пунцовыми пятнами от ярости. Она дышала, как вздымающийся перед извержением вулкан. Её перст указал на нас: – А вместо того чтобы принести мне отрезанную голову чудища, вы зарылись в записях графоманов, пишущих одно и то же: «Стрикс выпивает кровь младенцев, и наутро они мертвы». Я начинаю сомневаться, – она понизила голос до неузнаваемости, – вы ли легендарные убийцы вампира, что обрушили его тушу с огромной высоты, или простые самозванцы?

Я разозлился – но вдруг раздался грохот. Мы разом обернулись на Ливия, которого я не узнал: ударив по столу, он глядел исподлобья горящими, как золото на солнце, очами. Его плечи часто вздымались в яростном дыхании, ноздри раздувались, а идеальные волосы вновь рассыпались по лицу.

– Закрой свой рот, Астарбел, – прошипел Ливий.

У меня чуть не вывалились глаза из орбит. Астарбел не стала терпеть оскорбление и перешла в наступление:

– Как ты смеешь так говорить с карфагенским сенатором, щенок?

Он выпрямился, сцепив руки за спиной, и шагнул к ней – между ними остался всего шаг. Мы с Ганнибалом дёрнулись друг к другу, предупредительно погладив рукояти оружий: он – сабли, я – копья.

– Ты глубоко заблуждаешься, госпожа Баалшамем, – заявил Ливий, – полагая, что наняла мальчика на побегушках. Я – Царь священнодействий и в отсутствие царя Нумы и всех его наместников – единственный полноправный правитель Рима.

Сакральные слова застряли в стыках потолочных реек, обласкали нахмуренные лики атлантов, зазвенели в створках окон. Меня пронзило – и я оторвал взор от Ганнибала, воззрившись на Ливия. Он… кто?

Астарбел так опешила, что, видимо, проглотила злые слова. Она таращилась на Ливия, смыкая и размыкая губы, не решаясь.

– Вложите в свои заплывшие жиром мозги, – обратился он к обоим сенаторам, импульсивно постучав пальцами по виску, – что мы с Луцианом пашем, не поднимая головы, сутки напролёт, жертвуем собой, чтобы спасти вашу репутацию и дочь! Не спим, не жрём, не ищем ключ к спасению родины, в конце концов, – он указал на колонну из книг Помпилия, – хотя приехали за этим, а не прикрывать задницы похотливых сенаторов!

Воцарилась тишина. Лишь украшения дрогнувшей Астарбел издали скромный перезвон. Ганнибал отвёл взор в раздумьях и убрал руку с рукояти сабли. Я последовал его примеру. Никогда не видел Ливия таким, но эмоциональный срыв не отменял правоты его слов.

– Астарбел, – смягчил тон Ливий. Утомлённо потёр переносицу. – Пойми, если мы, уподобившись дикарям, уничтожим монстра лишь по суеверию, Талила может пострадать от рук настоящего изувера. Проблема не иссякнет – монстр останется на свободе. Стрикс, при всех его габаритах, не влезет в замурованную комнату, – он загибал пальцы, – не изопьёт крови, не вонзив зубы или жало в тело, не оставит двум жертвам подозрительных благовоний. К тому же, можешь называть нас самозванцами, Астарбел, но мы стали свидетелями охоты вампира: стрикс пожирает нечисть, а не детей. Он попытался отнести в гнездо лара – здорового духа заброшенного дома. И, если сравнить с той особью, что видели на днях карфагеняне, в Остии мы одолели детёныша. Понимаешь, что это значит?

Я поравнялся с Ливием и закончил с усмешкой:

– Шельма говорит тебе, что двое младенцев – не рацион гигантского стрикса.

Сенаторы молча смотрели на нас. Астарбел опустила взор: увидел, как покрылась трещинами броня её надменности. Ганнибал ответил за обоих:

– Что ж… Мы не правы, что грубо обошлись с римским регентом, Ливий Туций Дион, ты спас жизнь мне, Луциан – жизнь моей возлюбленной Астарбел. Вы спасли нас от василиска. Мы обязаны вам и более не имеем права отдавать приказы – лишь обратиться с мольбой, встав на колени, чтобы вы раскрыли детоубийцу – даже если окажется, что мы столкнулись с нелюдью в облике человека. Мы боимся за нашу дочь. Не серчайте на нас.

– Никаких колен, отец, – сказал я, похлопав его по плечу. – Дайте время до заката. Вычислим гада и принесём его башку на медном блюде.

Астарбел, сбросив наваждение, промолвила:

– Мы обращались к вам неподобающим образом. Я распоряжусь, чтобы блистательные учёные мужи и писцы Карфагена изучили рукописи царя Нумы и выписали из них конспект по необходимой теме.

Ливий задержал взор на сенаторах,