– Вот так. Ничего плохого с вами не случится. – Калла присаживается на корточки, чтобы ее глаза и глаза детей оказались на одном уровне, однако остается по другую сторону желоба. – Можете рассказать мне, что произошло? И почему вы здесь?

Молчание. На мгновение Калла задумывается, говорят ли дети по-талиньски, но эту едва возникшую мысль она решительно отметает. Это не тот мир, в котором можно растить детей и не учить их талиньскому языку. В таком случае кто-нибудь точно донес бы на эту семью, постучался бы в двери ямыня, желая получить награду, и наказание со стороны городского главы последовало бы незамедлительно.

И все же…

– Мне можно рассказать, – шепчет она.

Прошлое шумит у нее в ушах, оставляет странный привкус на языке. Не успев осознать, откуда всплыло это слово, она произносит его вслух – «пожалуйста», а она-то думала, что напрочь забыла весь жиньцуньский диалект, – и двое детей вскидываются, их глаза блестят по-новому.

– Вы говорите на нашем тайном, – отзывается мальчик.

– Да. – Калла оглядывается через плечо. Скоро сюда явятся чиновники из ямыня. Своей цели она уже достигла и потому переходит обратно на талиньский. – Я такая же, как вы. Я могу помочь. Расскажите, что случилось.

Дети переглядываются. От них веет осмотрительностью, отчего они кажутся старше и гораздо разумнее, чем следовало бы в таком возрасте. Еще не зная, к какому решению они пришли, Калла видит, как девочка еле заметно кивает и подается ближе к желобу, выглядывая из-за него так, что над деревянным краем видны только два серых глаза.

– Нам разрешают играть здесь и доедать рис, если он у них остается, – настороженно бормочет она. – Мы не солдаты.

Калла сдерживает улыбку:

– Да, я так и поняла. Сюда приходил враг?

– Никто не приходил. – Осмелев, мальчишка решает встать. – В казармах вдруг стало ужасно холодно. А мама говорит, что надо бежать, если сильно холодает воздух. Холод значит, что украли ци. Прадедушка так умер.

Украли? Калла смотрит в сторону, на трупы, усеявшие территорию казарм. Перед ее мысленным взором снова появляется Пещерный Храм и вскрытые тела. Кража ци. В обычное время она считалась провинциальным суеверием, таким же, как вера некоторых в то, что боги наказывают не в меру любопытных, вселяясь в их тела и высасывая из них ци.

– А такое… – она не знает, как выразиться, чтобы не показаться сомневающейся горожанкой, убежденной, что все стародавние боги давно мертвы, – такое часто здесь случается?

Дети мотают головами. И молчат.

– Но вы не убежали.

– Это я решила, – заявляет девочка. Она тоже встает, словно ради защиты собственного достоинства. Какая же она маленькая, чуть выше талии Каллы. У Каллы возникает нелепая мысль, что эту девчушку при желании она могла бы схватить и засунуть в карман. – Подумала, что спрятаться будет надежнее.

– И правильно сделала, – бормочет Калла. Никакие враги не приходили. Просто в мире стало холодно, и солдаты королевской армии упали замертво. А двое деревенских детей рядом с ними остались совершенно невредимыми.

– Вот вы где!

Калла оглядывается через плечо. От входа бежит женщина, у нее серые глаза – точно такие же, как у обоих детей. Ребята выбираются из-за желоба, спешат к матери. Только тогда Калла замечает царапины возле места, где прятались дети. Три линии – достаточно просто, чтобы выглядеть случайным совпадением.

Но лишь немногое оказывается случайностью, когда происходит необъяснимое.

– Что это? – спрашивает Калла, указывая на линии.

– Печать, – без раздумий отвечает девочка, цепляясь за материнское платье. – Для защиты от…

– Дижа! – перебивает ее мать. В голосе слышен упрек – строгий, но завуалированный. – Помнишь, что мы говорили о выдумках? – Женщина переводит взгляд на Каллу и продолжает: – Прошу меня простить. Можно увести их домой? Не стоит им видеть такое.

Странно, что женщина и не думает спросить, что произошло. И, похоже, ничуть не шокирована видом такого множества трупов.

– Конечно, – тем не менее дает согласие Калла.

– Ваше высочество! – Новый возглас со стороны ворот. Трое чиновников из ямыня наконец догоняют ее. – Ваше высочество, дворцовая стража приближается!

Это известие она воспринимает вскользь, все еще размышляя о случившемся и пытаясь разобраться, что к чему. Услышав чиновников, девочка эхом повторяет: «Высочество?» — с оттенком удивления, и Калла коротко кивает в ответ. Впервые в жизни она задается вопросом, не умеют ли в провинции прятать тайны от дворца лучше, чем она думала.

– Лучше поскорее уходите отсюда, пока не явилась стража наводить порядок, – небрежно говорит она и смотрит на мать детей. – Если они захотят рассказать о случившемся что-нибудь еще, попросите городского главу связаться лично со мной.

Женщина почтительно опускает голову.

– Да, ваше высочество.

«Я такая же, как вы», – недавно сказала Калла детям. А потом ее окликнули чиновники, и дети услышали другое: «Я совсем не такая, как вы».

Она смотрит им вслед. Входят чиновники. Они переговариваются, обсуждают случившееся, строят предположения о том, чем оно могло быть вызвано. Калла больше не смотрит на три линии, опасаясь привлечь к ним внимание, но рисует их на тыльной стороне ладони. Этот символ напоминает ей другой – две линии, которые носили «полумесяцы» в Пещерном Храме.

Она едва слышно чертыхается.

Стоит дворцовой страже ввалиться на территорию казарм, Калла наконец собирается с мыслями и принимает решение, спеша к воротам.

– Пусть ямынь разбирается с этим, – заявляет она. – Мы уезжаем.

Глава 3

В день пятнадцатилетия Галипэя Вэйсаньна дворец приставил его к принцу Августу. Выбор пал на него случайно, как на одного Вэйсаньна из списка ровесников принца, способных тенью следовать за ним. Таким спутником мог с легкостью стать один из кузенов Галипэя, тоже Вэйсаньна, поскольку все они были взаимозаменяемыми – разумеется, если имели серебристый оттенок глаз, наследуемый генетически и надежно оберегающий их от попыток вселиться в их тело.

Так или иначе, палец члена Совета, просматривающего список, остановился на имени Галипэя, и начальнику стражи был отдан соответствующий приказ. Августа в то время только что объявили наследником Каса. Требовалось, чтобы кто-нибудь оберегал его от неприятностей, особенно после недавнего скандала колоссальных масштабов во Дворце Земли: попытки Отты Авиа и Антона Макуса совершить набег на сокровищницу. Теперь Отта была одной ногой в могиле, восемнадцатилетнего Антона изгнали на улицы Сань-Эра, а у несчастного принца почти не осталось друзей.

– Прошу сюда.

Галипэя провели в одну из гостиных на втором этаже восточного крыла, куда почти не проникал солнечный свет. Должно быть, гостиной пользовались редко, потому что навстречу ему взметнулось облако пыли, и он раскашлялся, заработав