— При одном условии, — Никонов поднял палец. — Бой должен быть настоящим. Красивым. Драматичным. Это не просто поединок, это… представление. Шоу для избранных.

Я наблюдал за этим диалогом, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Мне казалось, что всё это осталось в прошлом — арены, бои, публика, жаждущая крови. Последние месяцы я занимался совсем другими делами для Никонова — задания требовали тонкости, психологического подхода, работы с даром. Я почти поверил, что вырос из примитивных кулачных боев, где такие, как Вихрь, развлекают толстосумов.

— С чего вы взяли, что я соглашусь? — спросил я, не скрывая скептицизма. — Я думал, что мы покончили с этим цирком и у меня теперь другая роль в вашей… организации.

Никонов посмотрел на меня с той снисходительной улыбкой, которую я так ненавидел — улыбкой человека, привыкшего получать всё, что захочет.

— О, ты согласишься, Сокол, — спокойно сказал он. — Потому что у тебя нет выбора. И потому что это в твоих интересах.

— И чем же? — я скрестил руки на груди.

— На этом приёме будут все, — Никонов сделал многозначительную паузу. — Абсолютно все значимые люди города. Включая нашего… общего знакомого, господина Корсакова.

Вот теперь пазл в голове начал складываться. Последние недели Корсаков почти не показывался в городе, по какой-то причине затаившись в своих владениях. Местная знать шепталась, что он болен или, наоборот планирует что-то грандиозное. Только мероприятие такого масштаба могло выманить его из убежища.

— Так значит, вот твоя настоящая цель, — медленно произнёс я.

— Лишь одна из многих, — Никонов пожал плечами. — Корсаков что-то замышляет. Его люди снуют по всему городу, особенно в последнее время. Они вынюхивают, задают вопросы, встречаются с моими бывшими партнёрами… — он сделал паузу. — И, что особенно интересно, они следят за тобой.

— Может, он просто затаил обиду после той драки в ресторане? — предположил я, хотя сам в это не верил.

— Корсаков не из тех, кто тратит ресурсы на личные обиды, — покачал головой Никонов. — Он расчётливый игрок. И если он проявляет к тебе такой интерес… значит, у него есть на это причина. Я хочу знать, какая.

— А если я откажусь? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Тогда, боюсь, мне придётся… пересмотреть наши деловые отношения, — Никонов всё так же улыбался, но в глазах промелькнуло что-то холодное и опасное. — Включая твоё проживание, твою безопасность и многие другие… привилегии, которыми ты сейчас пользуешься.

Мы оба понимали, что это значит. Я кивнул:

— Хорошо. Я согласен.

— Прекрасно! — Никонов хлопнул в ладоши, словно ребёнок, получивший желанную игрушку. — Вихрь, на сегодня достаточно. Продолжишь тренировку завтра.

Телекинетик спрыгнул с ринга с кошачьей грацией и медленно приблизился ко мне. Он подошёл так близко, что воздух между нами загустел от напряжения. Я мог разглядеть капельки пота на его висках, мог уловить запах металла, исходящий от его тела, словно его кровь превратилась в ртуть. Но главное — я видел его глаза. Расширенные зрачки, в которых плескалась такая первобытная жажда мести, что на мгновение мне стало не по себе.

— В этот раз, — прошептал он, наклонившись к самому моему уху, — я не просто побью тебя, а уничтожу. Раздавлю, как насекомое. А потом буду долго смотреть, как ты умираешь.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Никакого отвода взгляда, никакого страха. Просто холодная оценка противника.

— Проблема таких, как ты, Вихрь, — проговорил я ровно, — в том, что вы слишком много болтаете. В трущобах либо сразу бьют, либо молча уходят. А пустой трёп — это для тех, кто хочет казаться опасным, не будучи таковым.

Я видел, как его задело моё равнодушие к угрозам. Причем, куда сильнее, чем задела бы ответная агрессия или страх.

— Увидимся на ринге, — добавил я спокойно. — Тогда и поговорим.

Вихрь ещё секунду сверлил меня взглядом, затем резко развернулся и вышел через боковую дверь. Стальная панель захлопнулась с глухим стуком, отсекая его от нас. Этот звук напомнил мне хлопок крышки капкана — финальную ноту перед болью.

В воздухе остался висеть запах его злости — странный, металлический, как от нагретого железа. Я потер шею там, где недавно ощущал его дыхание. Дешевый трюк — приблизиться вот так, нарушить личное пространство. Типичный прием запугивания из трущоб, только в дорогой упаковке. Тем забавнее было видеть, как эта тактика проваливается, когда встречается с настоящим хладнокровием.

Никонов наблюдал за нашей стычкой с выражением человека, оценивающего породистых бойцовых псов перед схваткой. Теперь он слегка улыбнулся, словно увидел именно то, что ожидал. Мои акции в его глазах явно выросли — его интересовали не просто навыки, но и характер. И я только что продемонстрировал стальную выдержку.

— Интересно, — произнёс он задумчиво, — раньше он бы точно ввязался в драку, но сейчас… — Никонов посмотрел на часы, — думаю, через пятнадцать минут он уже вернётся к тренировке. Причем с холодной головой. Даже удивительно каким он стал целеустремленным.

— Неужели благодаря мне? — не удержался я от сарказма.

— Именно, — кивнул Никонов без тени шутки. — Поражение либо ломает человека, либо закаляет. Вихрь оказался из тех, кто закаляется.

Он жестом указал на небольшой столик в углу, вырезанный из цельного куска тёмного дерева. Даже в тренировочном подвале Никонов не мог обойтись без элементов роскоши. Зал с рингом и тренажёрами, а в углу — антикварный столик, кожаные кресла и, разумеется, бар. Как будто алкоголь должен находиться от него в пределах вытянутой руки, где бы он ни находился.

— Знаете, — сказал я, качнув головой, — если бы город затопило, вы бы, наверное, и на спасательном плоту соорудили мини-бар.

Никонов окинул меня оценивающим взглядом, его губы дрогнули в полуулыбке. Он явно предпочитал дерзость подобострастию.

— Молодой человек, критических ситуациях хороший коньяк ценнее золота, — ответил он, направляясь к искусно замаскированной панели в стене. — Когда-нибудь ты это поймешь. Если доживешь, конечно.

Он нажал на корешок одной из бутафорских книг, и часть стены беззвучно отъехала в сторону, открывая впечатляющую коллекцию бутылок.

— Присаживайся, — Никонов достал графин с тёмно-янтарной жидкостью, от которой даже на расстоянии веяло выдержкой и благородством. — Выпьешь?

— Нет, спасибо, — отказался я, садясь за стол.

Мне нужна