– Ты хотел поговорить о зареченцах, княже, – поморщившись, напомнил Всеволод. Не любил он, когда посторонние лезли в душу. Даже старые друзья.

– Да… болотники, чтоб их черти съели… Хотя, может, так и станется. – Ярополк хохотнул собственной шутке и отогнал от лица рыжую бабочку-крапивницу. – Если верить Карасю, то скверна поселилась в тамошних топях, на краю болота. А это значит, через пару верст от нее раскинулись на отрогах Ясные боры. Знатный лес: высокий, чистый, молодой. Люб он мне, не хочу, чтобы иссох, да и людей в окрестностях спасать надобно. Потому, как говорил ранее, возьмешь с собой… – князь пожевал нижнюю губу, шевеля аккуратно подстриженной бородкой, – осьмую часть дружины, пешим ходом, без телег. От них в зареченских болотах все равно не будет проку. Сходите, разберитесь, в чем беда. Как ты и сказал, порешите дело на месте.

– Два десятка человек? Маловато для похода в охоте на неведомо что.

– Знаю, потому захватишь с собой Тютюрю с опричниками. Пусть пробздятся. Закисли уже в слободских кабаках. Ни одной девки непопорченной в округе не осталось.

– Это обязательно? С ними ведь одна морока будет.

– Стерпишь. Давеча от Регара Железнорукого гонец прибыл. Засылает к нам консулов своих. Чую, хочет договариваться о сплаве каравана по Ижене. Сам понимаешь, при подобной встрече чем меньше горячих голов будет присутствовать, тем лучше. А нелюбовь Тютюри к варигарам [7] – это притча во языцех. Ему ведь только повод дай заварушку учинить. И ежели я при нем буду привечать гонцов Железнорукого, то этот повод точно подвернется. Да и тебе лихие рубаки могут пригодиться.

Воевода в этом сильно сомневался. Контролировать опричников, бо́льшая часть которых представляла собой капризных отпрысков знатных боярских родов, было невозможно. И оттого он понимал: Ярополк прав. Тютюрю с компанией необходимо срочно убрать из города. По крайней мере, на время посольства варигаров. Любой казус, любая выходка приспешников могла привести к срыву переговоров, а возможно, и войне. Единственный шанс избежать этого – избавиться от них. Пусть и на время. Вот только сделать это нужно деликатно, дабы не оскорбить «тонких» чувств дворян.

Так кстати подвернувшаяся поездка к пограничью подходила для такого дела как нельзя лучше. Кто ж из самовлюбленных бояр останется дома, когда на древке реет призрак славы? Оставалось только подивиться прозорливости Ярополка. У князя политика была везде: и на пиру, и на поле брани.

– Возглавит вас Петр. Ему уже давно пора от поневы [8] отвыкать. Все держится за юбку Марфы, ни в одной сто́ящей драке толком не был. Ну а ты станешь за ним приглядывать. Не дашь наделать глупостей. Коли дурость какая в голову молодецкую взбредет, отсоветуешь. Настойчиво. Понял?

– Разумно ли это, Ярополк? Посылать его туда, где невесть что творится? Не лучше ли поостеречься, сам говоришь, мальчишка зелен, крови не видал. Его бы для начала в разъезды с другами послать. Поживет на походных харчах, поночует с ребятами у костра, татей погоняет – так, глядишь, и обтешется. Сноровки наберется и ума.

– Железо в пламени куется, воевода. В нем моя кровь. А кровь рода Митичей не водица. Мой жеребчик хоть и молод, но себя еще покажет, вот увидишь.

Всеволод покачал головой, но возражать князю не стал. Знал: это бесполезно. Подчас Ярополк упрямился не хуже колодезного мула. Возможно, именно потому князь и добился в свои лета столь многого. Расширил город, сделав его основным перевалочным пунктом на речном тракте, укрепил границы, почти полностью выбил разбойников в окрестных лесах, приструнил знать. Он просто не умел отступать. Стоял на своем до последнего. Кое-кто говорил, что Всеволод и сам грешит тем же. Может быть, поэтому они и сдружились.

– Да, и еще, – продолжил князь, – зайди на капище. Пусть колдуны кого-нибудь из своих с вами отрядят. Потому как, мнится мне, без черной волошбы на болотах не обошлось. А станут ерепениться да морды воротить – напомни им, на чьей земле они свои кумирни ставят и в чьих копях камень для них рубят.

Всеволод кивнул, с неохотой соглашаясь с Ярополком. От всей этой истории со скверной за версту несло смрадом запрещенных Хороводом [9] чар. При всей его нелюбви к волховским мудрилам он был вынужден признать, что один из них мог стать полезным дополнением бекета [10]. А возможно, и незаменимым.

Помолчали.

Вокруг, сорвав покров зимнего сна, природа просыпалась, оживала. Неспешно шагая, по земле ступала босая девушка в венке из первоцветов. Платье всех оттенков зелени накрыло горы, степи и холмы. Обдавая Окоротский край своим нежным дыханием, сестра солнца пробуждала его к жизни. Присутствие Зимцерлы [11] чувствовалось всюду, а особенно здесь, в наполненном цветами княжеском саду.

Ветви черемухи, нависшие над головами у мужчин, вышибали дух одуряющим терпким ароматом. Кисти соцветий столь густо покрывали их, что листьев почти не было видно. Над сердцевинами белых лепестков порхали бабочки, гудели пчелы и шмели. Полосатый бурундук, испуганный жужжанием майского жука, громко цокнув, пробежал по ветке. Тяжелый хрущ, словно бронзовый дракон, лавировал среди листвы, пытаясь найти путь сквозь крону. Лучи солнца, золотившие висящую в воздухе пыльцу, пробились через изумрудный занавес и упали на панцирь насекомого. Жук тут же превратился в драгоценный самородок. Обрамленный взмахами сусальных крыльев, он принялся кружить на месте, растерянный и ослепленный. С вершины одной из стрелецких башен раздалась вибрирующая трель скворца.

«Весна пришла», – подумал Всеволод, с наслаждением вдыхая влажный, насыщенный свежестью воздух.

Шеломянь [12]кудесников

Разговор с волхвами у воеводы не сложился. Неудивительно. Всеволод сызмальства чурался встреч с кудесниками. Избегал их как только мог. Не доверял.

И нет, то был не страх, а что-то другое. Какое-то необъяснимое глубинное чувство. Смесь беспокойства и тревоги, возникающая каждый раз, когда Всеволод глядел в чудные, меняющие цвет глаза ворожеев. Пусть мудрые, но совсем чужие. Словно видели они такое, что обычный человек видеть был не должен. Всякий раз, находясь подле морокунов, воевода чувствовал, как тело пробирает озноб, как по коже бежит волна мурашек. Необъяснимое ощущение сродни тому, которое возникает, если долго вглядываться в черноту колодца. О чем можно говорить с такими людьми? О лошадях? О девках?

Нет, он никогда не умел общаться с колдунами. И нынешняя беседа исключением не стала.

Стоя у порога каменной целлы, возведенной вокруг капища на Лысом холме, Всеволод пытался донести желание князя до седобородого морокуна, встретившего его в дверях.

Получалось у него