я тебя убью!
Калист вновь «надела» маску спокойствия.
— Мне жаль Раайан. Мне жаль.
— СГИНЬ!!!
Калист развернулась и выбила потоками воздуха дверь с петель. Две девушки, до сих пор стоящие в комнате, закричали, испугавшись и в миг замолкли, застыв, боясь проронить и слово, когда взгляд ледяной синевы настиг их.
Девушка вышла из покоев наследника, и на душе её было совсем неспокойно.
Глава 3
Смена Моды
«… удивительно, но я не чувствовала такой боли даже, когда меня покинула моя дочь, Эделин. Когда ты творец и живёшь долго, всё кажется таким вечным, будто бы никакие невзгоды не могут найти тебя. И теперь… я осталась одна. Мэрих, Этель, Эделин и другие. Они покинули меня. Когда-то давно мне казалось, что я всё делаю верно, что МЫ всё делаем верно, но теперь я всё больше убеждаюсь в обратном. Что я за мать, если видела свою дочь лишь пятьдесят или сто раз за все эти семьдесят лет? Я не знала её, а она не знала меня. И теперь я даже не могу предаться скорби, ведь моё сердце спокойно. Мэрих был к ней ближе и именно поэтому мне стыдно, что он благодаря мне смог пережить свою собственную дочь. Вот так. Именно так…»
* * *
Мирко поднимался по длинной башенной лестнице, ведущей по кругу, периодически останавливаясь и протирая пот со лба.
«Да… уж… проклятые строители! Был бы я в день, когда вы создали эти шпили… Ух, я бы вас задушил!» — мужчина вяло пнул каменную кладку башни. Кладка провокацию вопиюще проигнорировала, даже не выпустив облачко пыли.
«Варварство по отношению к чужой работе — не есть хорошая стратегия роста личности.»
Мирко устало выругался.
«Грация, вот честно… мне сейчас совершенно не до пререканий. Я испытываю слишком много стресса в последнее время. К тому же каждый встречный меня в чём-то да упрекает, будто бы у меня на лбу написано, что меня можно пинать. То какие-то залётные корчмари пытаются меня неудачно убить, обвиняя в отсутствии стиля, то девчушки пытаются докопаться до моих относительно „юных“ похождений по свету, то ещё какая напасть приключится.»
«Хозяин, не стоит вам так сильно на себе зацикливаться. Для меня вы всё ещё хороши.»
«Всё ещё⁈ Грация, ты что, изменяешь мне с кем-то другим?»
«Если учесть, что вы изменяете мне с женщиной вполне себе явно и даже в моём присутствии, то я бы и сама могла пойти вашим путём.»
Мирко остановился, так и не ступив ногой на следующую ступень лестницы.
«Стой… Грация, ты всё же ревнуешь!» — воскликнул мужчина про себя с победными нотками в воображаемом голосе.
Грация промолчала.
«Нет-нет-нет, дорогая, ты так просто не отделаешься! За столько лет в тебе развилось такое живое чувство, какого не было доселе. Это новая ступень!»
Вновь тишина.
«Грация, эй, ну ещё осталось, чтобы ты замолчала навсегда… Ты же не замолчала, верно? ЭЙ, ТАМ КТО-НИБУДЬ ЕСТЬ⁈»
Шипение в ответ.
«Ау. АУ! АУ!!!»
«О, Солнце, перестаньте, Хозяин, во имя всех небесных металлов!»
«Я знал, что ты живая!»
«Звучит, как приговор, Хозяин.»
«Нет, ну, ты посмотри какая дерзкая! Слушай, а ты, ну, это… когда я моюсь… подсматриваешь?»
«ВЫ НЕ-ВЫ-НО-СИ-МЫ.»
Мирко рассмеялся про себя и одолел ещё несколько десятков ступеней пока наконец не вышел в зал на вершине башни. Тут была настоящая купольная обсерватория с больших размеров окуляром, направленным к звёздам, однако сейчас крыша была задвинута и из больших витражных окон било утреннее солнце.
Мужчина услышал красивую мелодию и это заставило его удивиться. Мирко даже тихонько прислонился к стене и принялся слушать чем-то грустный мотив неизвестной ему песни.
В голове его всплывали смутные слова, но он никак не мог их вспомнить. Красивый голос продолжал напевать в такт утренним лучам, играющим на стёклах с изображением каких-то батальных морских сцен, местами мифологического характера.
Оранец слушал и слушал пока, наконец, мелодия не прервалась.
— Калист… это очень красиво. Я слышал эту мелодию когда-то давно.
— Мирко, это ты? — голос Калист был полон печали.
— Да, Калист. Я не нашёл тебя в Библиотеке и в твоих покоях. Слуги сказали, что ты поднялась сюда.
Девушка тяжело вздохнула. Она сидела у одного из тех самых витражных окон, обняв свои ноги руками, смотря на морскую гладь Залива и на крыши утонувших Шпилей, блестевших золотистым светом, омываемые ленивыми лазурными волнами, сквозь приоткрытый фрагмент композиции. Ветер легонько трепал её левую косу и разносил пение просыпающихся дневных птиц по округе.
— Эта песня из моего старого дома, Кина. Её уже давно не поют. Лорд-протектор запретил… Ты не против посидеть со мной немного?
Мирко кивнул и, сняв с пояса ножны Грации, сел напротив, обняв ноги пониже колен.
Мужчина сделал для себя приятное открытие. Откуда-то слабо, но приятно веяло запахом цветения белого ореха.
Они немного помолчали, а потом Калист сняла перчатку на левой руке, обнажив витиеватые линии тонких цепей, и взяла Мирко за ладонь, продев свои пальца меж его и подсев немного ближе.
— Мирко, ты не чувствовал себя иногда…
— Устаревшим?
Она удивилась и нахмурилась.
— Да… Я поняла это как-то лишь сейчас.
— Я тоже.
— Мирко, как считаешь, я бы была хорошей матерью? — девушка легонько надавила на ладонь мужчины. Наёмник понял, что для Калист это очень важно, и здесь неуместны никакие шутки.
— Ты? Калист, ты бы была прекрасной матерью без каких-либо преувеличений. Ты умудряешься терпеть меня, а это уже что-то. — он мягко улыбнулся. — Любой дуралей тебе подвластен.
— Но я же даже не довела ни одного из своих учеников до окончания их обучения…
— Калист, душа ты моя. Если ты этого не сделала — значит и Луны-Охранительницы бы не смогли. Ты добрая и хорошая. Прости за детские слова. В тебе есть всё для воспитания кого-угодно, даже самых настоящих дураков.
Уголок губ Калист поднялся вверх. Мирко всегда нравились её выражения чувств.
— Спасибо, Мирко. Ты тоже очень хороший.
— Я⁈ Ох, Калист, мне немного не удобно. За одну только эту ночь я наворотил столько дел… Ты не против, ну, если я выговорюсь тебе?
— Говори, Мирко. — она погладила мужчину по запястью.
— Я думаю, я сегодня постарел.
Калист приподняла бровь.
— Я хотел сказать, что что-то во мне сломалось. Ну, знаешь, как в настенных часах с кукушкой. Сломалось и птица перестала вылетать и петь вовремя.
Калист ещё сильнее приподняла бровь. И Мирко наконец понял двусмысленность своих слов.
— Ох! — он рассмеялся. — Я не то имел ввиду.