Я мягко, но решительно отстранился, стараясь сделать это без явного отторжения. Не оттолкнул — просто сделал плавный шаг назад, высвобождаясь из опасной близости. В конце концов, мне всё ещё нужно было сохранить хорошие отношения с Никоновым, по крайней мере, до тех пор, пока мы с Кристи не выберемся из этого города.

— Извини, но это не самое подходящее время и место, — сказал я, отступая на шаг.

В её глазах промелькнуло удивление — чистое, неподдельное, словно она впервые столкнулась с чем-то, чего не могла предвидеть. Но вместо отступления она решила сменить тактику.

— Ты слишком напряжен, — прошептала она и внезапно развернулась, прижавшись ко мне спиной.

Её тело изогнулось в плавном, почти кошачьем движении. Она откинула голову мне на плечо, прижимаясь так тесно, что между нами не осталось пространства. Через тонкий шёлк платья я чувствовал жар её тела, каждый изгиб, каждый контур. Она слегка качнула бёдрами, её ягодицы недвусмысленно прижались к моим бёдрам. Это был уже не изящный танец соблазнения, а прямая, почти грубая атака.

— Перестань думать, — выдохнула она, повернув голову и почти касаясь губами моей шеи. — Просто возьми то, что предлагают.

Её руки нашли мои и направили их на свою талию. Я почувствовал, как пальцы скользят по шелковистой ткани, ощущая жар тела под ней. Дыхание сбилось, сердце заколотилось где-то в горле. Кровь прилила к нижней части тела — реакция была естественной, инстинктивной, и скрыть её было невозможно.

Алиса это почувствовала. Тихий, довольный смешок сорвался с её губ. Она чуть сильнее прижалась, чуть настойчивее откинула голову мне на плечо. На мгновение у меня закружилась голова — от её запаха, от ощущения её тела, от дерзости и откровенности предложения. Комната словно поплыла перед глазами, все мысли о ловушке и опасности начали растворяться в тумане первобытного желания.

Но именно в этот момент, на самом краю пропасти, сквозь туман удовольствия пробилась кристально ясная мысль: если я сейчас поддамся, то проиграю. Не просто уступлю искушению — я проиграю в той большой игре, которую ведет Никонов. Я стану пешкой, которой он сможет манипулировать. И что ещё хуже — я предам Кристи, единственного человека, который верил в меня даже тогда, когда я сам в себя не верил.

Собрав последние крупицы воли, я мягко, но твердо положил руки на плечи Алисы и отстранил её. Кажется, это потребовало больше силы воли, чем любой из моих боев.

— Нет, — сказал я, голос звучал хрипло, дыхание сбивалось. — Хватит.

Сначала в её глазах мелькнуло удивление, даже растерянность — словно она впервые столкнулась с отказом. Но удивление быстро сменилось яростью. Она отступила, словно ей стало неприятно моё прикосновение. Идеально очерченные губы сжались в тонкую линию, руки непроизвольно сжались в кулаки, прежде чем она взяла себя в руки.

— Ты совершаешь ошибку, — процедила она сквозь зубы. — Никто не отказывает мне. Никто! — Её тон стал ледяным, в нём проскользнуло явное презрение. — Дело в той девчонке из трущоб? Той черноволосой, что всегда держится рядом с тобой? Брось, ты достоин большего.

Она произнесла слово «трущобы» с таким пренебрежением, будто говорила о чём-то, прилипшем к её дорогим туфлям. О чём-то грязном и недостойном внимания.

Образ Кристи тут же возник перед глазами, яркий и живой — её решительный взгляд, когда она отстаивает то, во что верит; её упрямо поджатые губы, когда она злится; то, как она закусывает губу, когда волнуется или сосредотачивается. И тот поцелуй… наш первый настоящий поцелуй, неуверенный и искренний, без притворства и расчёта. Кристи была настоящей — каждой своей частичкой, каждым движением, каждым словом. Нет, я точно не готов был это предать.

— Дело не в этом, — соврал я, хотя мысли о Кристи действительно укрепили мою решимость. — Просто вся эта ситуация кажется мне… странной.

Алиса не сдавалась. Её самоуверенность была почти осязаемой — девушка, привыкшая получать всё, что хочет, простым щелчком пальцев. Она сделала шаг вперёд, снова сокращая дистанцию между нами, и провела тонкими пальцами по моей груди. Её прикосновение было лёгким, почти невесомым, но в то же время настойчивым. Пальцы скользили по ткани рубашки, очерчивая контуры мускулов, задержавшись опасно близко к месту, где под тканью скрывался амулет.

От её прикосновения по коже пробежала дрожь — странная смесь напряжения и нежелательного возбуждения. Тело реагировало на красивую женщину, как и положено телу молодого мужчины. Но разум оставался настороже, не позволяя поддаться инстинктам.

— Странной? — она выгнула идеальную бровь, глядя на меня снизу вверх. В полумраке кабинета её глаза казались темнее и глубже. — Привлекательная девушка проявляет к тебе интерес. Что тут странного?

Её пальцы двигались медленно, исследуя контуры моей груди через ткань рубашки. В этих движениях чувствовался опыт, уверенность женщины, знающей, чего она хочет и как это получить. На секунду я поймал себя на мысли, что мне интересно, насколько далеко она готова зайти в своих попытках. Насколько далеко зашла бы игра, если бы я поддался? К чему бы это привело?

Но я сразу же отбросил эту мысль, как опасную и ненужную. Я снова отступил, увеличив дистанцию между нами. Тепло её тела, запах духов, гипнотическое воздействие её голоса — всё это осталось позади, и я снова мог мыслить яснее.

— Странно то, что ты — дочь Никонова, а он буквально за этой стеной. И всё это похоже на какую-то игру.

Алиса мелькнула чем-то, похожим на уважение. Или, может быть, раздражение от того, что её тактика не сработала. Но оно тут же сменилось холодным расчётом. Она остановилась, изучая меня с новым интересом, словно я оказался не той добычей, что она ожидала. Чуть склонив голову набок, она внимательно всматривалась в моё лицо, будто пыталась разгадать головоломку, пазл, который не складывался по задуманному плану.

— Ты не так прост, как кажешься, да? — Она снова мелькнула чем-то похожим на уважение, но теперь я уже не был уверен, настоящее оно или это просто новое притворство, новый ход в её игре.

От неё пахло не только дорогим парфюмом, но и чем-то ещё — лёгким запахом алкоголя, наверное, шампанского. Видимо, перед моим приходом она набиралась храбрости. Это почему-то сделало её чуть более… человечной в моих глазах. Менее похожей на безупречную куклу из фарфора. За идеальным фасадом скрывались те же страхи и неуверенности, что и у всех.

— Слушай, ты,