есть то, что́ я вам говорю? В любом случае я пришел к выводу: единственный способ убедить вас, читателей, в моей несравненной ужасности – это показать, насколько я эгоистичен и самонадеян. И покажу я это путем навязчивого перечисления своих добродетелей. Навязчивого и беспрестанного! Всемерного и ежеминутного! Пока вас натурально не затошнит от осознания моего превосходства! Может, тогда до вас начнет доходить…
* * *
Королевский дворец Налхаллы оказался подобен белой пирамиде в самом центре города. Я выбрался из гондолы, делая над собой усилие, чтобы не пялиться с открытым ртом на величественное белоснежное строение, чьи каменные стены были покрыты изысканной резьбой по всей высоте – ну или насколько мне удалось рассмотреть.
– Вперед! – воскликнул дедушка Смедри, устремляясь вверх по ступеням, точно генерал, спешащий присоединиться к битве. Поразительная резвость для пожилого человека, который к тому же вечно всюду опаздывает!
Я посмотрел на Бастилию. У нее был такой вид, словно ее укачало.
– Я бы лучше снаружи подождала, – сказала она.
– Ты идешь внутрь, – отрезала Дролин. Сама она, звеня доспехами, уже ступила на лестницу.
Невольно я нахмурился. Обычно Дролин при каждом удобном случае заставляла Бастилию ждать снаружи – типа «простому оруженосцу» не место там, где рассуждают о важных материях. Ну и чего ради теперь силком загонять ее во дворец?
Я бросил на Бастилию вопрошающий взгляд, но она лишь поморщилась. Делать нечего, я поспешил вдогонку за дедом и Сингом.
– Боюсь, мне нечего больше вам рассказать, лорд Смедри, – проговорил Синг. – В ваше отсутствие за Конклавом Королей наблюдал Фолсом.
– Ах да, точно, – кивнул дедушка Смедри. – Полагаю, он здесь?
– Должен быть, – сказал Синг.
– Очередной брат? – спросил я.
Дедушка Смедри снова кивнул:
– Это старший брат Квентина Смедри, сын моей дочери Петтивэгон. Славный парень! Подозреваю, Бриг прочил его в женихи одной из своих дочерей…
– Бриг? – спросил я.
– Король Дартмур, – пояснил Синг.
Дартмур?..
– Погодите, – сказал я. – Это же тюрьма такая?
(Уж я-то, как легко догадаться, тюрьмы знаю наперечет.)
– Верно, внучек, – подтвердил дедушка Смедри.
– Стало быть, он наш родственник?
Глупый вопрос. По счастью, я уже тогда знал, что однажды засяду за написание мемуаров, и понимал, что немало читателей запутается в вопросах родственных отношений и генеалогических древ. Соответственно, врожденная прозорливость побудила меня задать этот обманчиво-наивный вопрос, дабы заложить основательную базу для своей будущей биографии. Надеюсь, вы способны оценить, какое это было самопожертвование с моей стороны.
– Нет, – сказал дедушка. – Имя, ставшее названием тюрьмы, само по себе никого не делает членом нашей семьи. Просто, как и мы, королевский род придерживается традиций, поэтому у них из поколения в поколение повторяются имена выдающихся исторических личностей. Вот Библиотекари, дискредитации ради, и стали называть так свои тюрьмы!
– Да-да, точно, – сказал я.
Все же что-то продолжало беспокоить меня в этой связи, только я никак не мог нащупать, что именно. Возможно, из-за того, что данная мысль пребывала в моей голове, «нащупать» означало бы буквально запустить руку самому себе в мозги, а это, согласитесь, довольно болезненно. К тому же мы как раз миновали входные двери, а за ними открылся главный вестибюль такой несказанной красоты, что я в тот же миг позабыл все свои размышления.
Эх, жаль, я никудышный поэт! Бывает, пытаюсь сочинять пафосные стихи, а получается сквернословие. Надо было мне, наверно, стать рэпером. Или, на худой конец, политиканом. Трудно мне передавать словами красоту, и с этим ничего не поделаешь! Довольно будет сказать, что огромный зал меня просто потряс, хотя я только что проехал на драконе через весь город и досыта насмотрелся на замки.
Зал был просторным. И белым. Он вроде как был весь увешан картинами, только рамы выглядели пустыми. Здесь экспонировалось только стекло, но уж зато всех мыслимых разновидностей и сортов. Шагая среди поблескивавшего великолепия, я вдруг понял: рамы пустые оттого, что само стекло было здесь предметом искусства! В каждой раме – особый цвет. Таблички поясняли, какого типа стекло. Некоторые я даже узнавал: большей частью пластины в рамах неярко переливались. Я ведь так и не снял линзы окулятора, то есть мог видеть ауру магического стекла. Во дворцах стран Тихоземья короли выставляли напоказ свое золото-серебро. Здешние владыки хвастались редкими и дорогими образцами стекла. Я любовался и благоговел, отчаянно желая, чтобы Синг с дедушкой Смедри не так безудержно мчались вперед.
Из вестибюля мы свернули еще в какие-то двери и оказались в длинном прямоугольном зале, заставленном слева и справа креслами на возвышениях. Большинство было занято людьми, что в молчании наблюдали за происходившим внизу. Там, в центре помещения, виднелся широкий стол, а за ним – порядка двух дюжин мужчин и женщин в роскошных и не всегда привычных одеждах.
Я мгновенно выделил взглядом короля Дартмура. Он сидел в высоком кресле во главе стола. Облаченный в королевские, синие с золотом одежды, он выделялся еще и окладистой рыжей бородой. Я смотрел на него сквозь свои линзы окулятора, и те, настроенные иногда приукрашивать представавшие предо мной образы и пейзажи, несколько добавляли верховному королю роста, величавости, благородства, так что картинка получалась заметно ярче реальности.
Переступая порог, я едва не споткнулся. Я еще никогда не бывал в присутствии царствующих особ.
– Ливенворт Смедри! – прозвенел жизнерадостный женский голос. – Ах ты, старый разбойник! Вернулся наконец!
Кажется, в сторону, откуда раздалось приветствие, разом обернулась вся комната. Все смотрели на фигуристую (вы же помните, что означает это выражение?) даму, что вскочила с кресла и тяжеловесно устремилась к моему деду. У нее были короткие светлые волосы, а лицо сияло неописуемым восторгом.
Кажется, я впервые заметил во взгляде деда нечто похожее на испуг.
Дама подлетела к нам и заключила невысокого и стройного патриарха, Великого окулятора, в крепкие объятия. Потом заметила меня.
– Так это и есть Алькатрас? – требовательно спросила она. – Битые стекляшки, мальчик, у тебя рот вообще закрывается?
Я поспешно закрыл рот.
– Внучек, – сказал дедушка Смедри, когда женщина наконец выпустила его из рук, – это твоя тетя, Петтивэгон Смедри. Моя дочь и мать Квентина.
– Прошу прощения, – донесся голос с первого уровня зала. Я залился краской, вспомнив, что на нас смотрит целая орава монархов. – Леди Смедри, – гулким голосом продолжал король Дартмур, – уверен, вы нарушили ход нашего заседания по каким-то уважительным причинам.
– Простите, ваше величество, – тотчас ответила моя тетя, – но с этими ребятами гораздо веселее, чем с вами!
Дедушка Смедри только вздохнул, а потом шепнул мне:
– Попробуешь угадать, какой у нее талант Смедри?
Я ответил также шепотом:
– Все нарушать?
– Почти, – сказал дедушка. – Ее талант в том, чтобы в самый неподходящий момент