На вкус Владимира прозвучало это слишком искренне. Оставалось лишь надеяться, что Франческа просто очень хорошая актриса.

– Кстати, о Руджери, – обрадовался Вильбуа. – Все же как удачно совпало, что вы зашли к нему в нужный день и нужный час…

– Я уже говорила, что моя семья постоянно пользуется его услугами, как и большая часть оккультных кругов Венеции. Если вы так хороши в своей работе, как говорят люди, то должны были уже это проверить и у самого Руджери, и у синьора Лоредана.

– Ну-ну, мадемуазель, мои расспросы раздражают вас? Простите, я всего лишь выполняю свой долг. Который, однако, требует, чтобы я спросил, где сейчас находится ваш брат, а также уточнил, не будете ли вы против, если мы с моими людьми осмотрим ваш дом?

– За мной, только тихо, – почти беззвучно прошептал Галеаццо и скрылся в тенях коридора.

– У вас есть какой-то подземный ход? – тихо спросил Корсаков, следуя за ним.

– Подземный ход? В Венеции? – фыркнул Бонавита.

– Согласен, глупо вышло. Но как тогда я выберусь? Все выходы наверняка под присмотром.

– Выходы? Безусловно! – отозвался Галеаццо.

Они поднялись по крутой скрипучей лесенке и оказались на темном пыльном чердаке, заваленном старьем. Разглядеть что-то было сложно – света маленьких круглых окон в безлунную ночь решительно не хватало.

– Да, давненько меня здесь не было, – пробормотал Галеаццо.

Он подошел к одному из окошек, казавшемуся вмурованным в стену, надавил на него, и то с тихим скрипом открылось. Сквозь получившийся лаз едва мог протиснуться взрослый человек.

– Ты, конечно, мне не поверишь, но, когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, я творил такие вещи, что даже мне вспоминать стыдно, – сказал Галеаццо.

– В то, что ты творил всяческое непотребство? Поверю. А вот насчет стыда ты прав, – поддел его Корсаков.

– Глупо оскорблять человека, который тебя спасает, – с притворно-уязвленным видом заявил его друг. – В общем, иногда меня запирали дома и запрещали выходить на улицу. Но, как ты понимаешь, постыдные вещи сами собой не займутся. Вот я и навострился вылезать здесь на крышу, оттуда перепрыгивать на соседний дом, а спускался по увитой плющом решетке с северной стороны. Надеюсь, она все еще там…

– Надеешься? А если ее там нет? Или она не выдержит моего веса?

– Тогда тебе очень не повезло, дружище! – усмехнулся Галеаццо и приглашающим жестом указал на окно. – Ты, конечно, всегда можешь попытать счастья с Вильбуа…

Корсаков взглянул на Бонавиту, потом на окно, потом снова на друга и с тяжелым вздохом уточнил:

– С северной стороны, говоришь?

X

1881 год, октябрь, Венеция, район Кастелло

Увитая плющом решетка оказалась на месте. И даже каким-то чудом выдержала Владимира, хоть он и попытался на ней поскользнуться. Хозяева дома странного гостя у себя на стене не заметили, а проходящие по переулку гуляки отреагировали на его появление без малейшего интереса. Видимо, во время карнавала такие побеги считались в порядке вещей. Впрочем, удивляться не стоило.

По ночным улицам Венеции Корсаков шел сквозь сон, ставший явью, – город не спал, он переливался тенями, шелестел плащами и нашептывал тайны сквозь прорези масок. Все казалось зыбким, переодетым, обманчивым: мраморные львы превращались в актеров, ждущих аплодисментов, а зловещий силуэт за колонной мог оказаться всего лишь девушкой, уставшей от бала. Маски стирали границы между лицами, возрастами и сословиями – каждый мог быть кем угодно, и именно это было по-настоящему опасно.

Город дышал и притворялся. Свет фонарей дробился в воде каналов, бросая отблески на золото, бархат и шелка, украшающие проходящих мимо дам. В закрытых дворцах шептались заговорщики, в театрах маска играла маску. Все превращалось в странный спектакль отражений.

Ориентируясь наугад, Корсаков свернул в узкий проулок, пахнущий вином, мятой и человеческим потом, когда его остановил звук – хриплый вздох и нервный смех. В тени, под покосившимся балконом, два силуэта сплелись в спешной страсти. Женщина в серебряной маске небрежно закинула голову на плечо любовнику и, заметив Корсакова, рассмеялась:

– Ты, кажется, не мой муж… но, быть может, будешь им завтра?

Мужчина рядом с ней засмеялся так, будто все происходящее было фарсом.

– Пардон, – пробормотал Корсаков, протискиваясь мимо. На одну мерзкую и абсолютно невозможную секунду ему показалось, что под маской скрывается Франческа.

Добравшись до госпиталя сквозь окружающую вакханалию, Владимир серьезно подумывал, что от винных паров он и сам несколько захмелел. Хотя, скорее всего, голова у него кружилась от усталости. Сколько он уже толком не спал? День? Два? Дремоту в плену Лоредана и отключку после удара священника он за отдых не считал.

Искомый дом Корсаков нашел на удивление быстро, в очередном узком и пустынном переулке, куда не докатывалось окружающее разнузданное веселье. Это было старинное двухэтажное строение из темного камня, строгое и внушающее невольное уважение. Чем-то оно напоминало самого Гаэтано Бонавита. Входная дверь была закрыта, что и ожидалось. Корсакова больше пугало то, что может ждать за ней. Если он прав и внутри хранится библиотека оккультных знаний столь опасных, что само упоминание о них пришлось предать забвению, без охраны они точно не останутся.

На то, чтобы открыть внешний замок, у Владимира ушло около пяти минут. К счастью, его почти никто не тревожил. Один раз в переулок, шатаясь, попытался зайти какой-то пьяный мужчина в маске, однако, увидев Корсакова, колдующего над дверью, пробормотал: «Scusi, messere» – и направился искать другой туалет.

Внутри Владимира ждал клаустрофобически узкий коридор. Беглый осмотр быстро дал понять, что перед ним первая система защиты. Дверь в конце коридора открывалась только при условии, что внешняя была закрыта и заперта. За ней обнаружился круглый зал с восемью дверями по периметру. В потолке было крохотное мутное световое окошко, явно бесполезное ночью, но сейчас оно и не требовалось. У каждой двери висели новенькие керосиновые лампы, явно купленные недавно Бонавитой. Проблема, однако, заключалась не в этом.

Одна из ламп горела, отбрасывая пляшущие тени на каменные стены зала.

Корсаков откинул полу плаща и извлек из кобуры револьвер. Он явно был не первым посетителем библиотеки за этот день. Вопрос состоял в том, ушел предыдущий визитер или все еще оставался внутри. И кем он является, другом или врагом.

Владимир допускал, что в Damnatio memoriae, как он начал называть для себя орден хранителей знаний, состояло больше пяти человек, затронутых проклятием. Возможно, кто-то из уцелевших нашел убежище в библиотеке и затаился. Однако куда более вероятной ему казалась другая теория – враг, стоявший за нападением на хранителей, каким-то образом отыскал это место и теперь получил доступ