Домовой на секунду замер. Затем обернулся и взглянул на нас:

— Я, — спокойно подтвердил он. — Отнес в гостевую комнату, все честь по чести. Я ведь неглупый, понял, что вы его обратно в город не прогоните.

Морозов кивнул и потер переносицу пальцем, словно пытаясь привести мысли в порядок.

— Молодец. И наверняка ты заглянул в рюкзак, чтобы узнать, что там лежит. Так, любопытства ради.

Никифор мгновенно напрягся, будто его поймали на недостойном поступке. Он скрестил на груди руки, выставил подбородок вперёд и грозно насупился. И я заметил, как прижались к голове его чуть удлинившиеся уши:

— Вы за кого меня принимаете, — начал было он, но Владимир лишь махнул рукой.

— Только давай без этого, — поморщившись, перебил воевода Никифора. — Слишком хорошо я тебя знаю. Не первый год живем бок о бок.

Домовой бросил на меня короткий острый голос, будто пытался убедиться, что я слышу их диалог. Я потупился, не желая мешать разговору.

— А если и так? — наконец запальчиво заявил Никифор. — Я в ответе за княжеский дом. Мало ли что ваш пришлый в своем мешке протащил? Может там какая гадость? Кто этих столичных знает? Вон, наш Николай Арсеньтевич, оказался приличным человеком. А другие…

— Спасибо, — успел вставить я.

— Ну, по крайней мере, пока князь ничем себя не показал с дурной стороны, — тут же оборвал меня домовой. — Может, еще и удивит старика, — он театрально вздохнул и продолжил с новой страстью, — Никому я не верю, пока не проверю. Такой вот я домовой. И другим не сделаюсь.

— А Веру Романовну сразу принял, — ядовито напомнил Морозов.

— Вы меня не путайте, — шикнул на него Никифор. — Она другое дело. Девчонка нашенская, северская. Родилася здесь. Я ее деда лично знал. Он к старому князю приходил и меня уваживал чин по чину. Понимал, как надо подойти, как поклониться, как о помощи попросить…

Домовой внезапно осекся, словно сказал что-то лишнее. Даже губу закусил, а потом тряхнул головой.

— Вы, Владимир Васильевич, девчонку не трожьте. Знаю я, что на каждую ведьму зуб точите. Но тут вы капитально не правы. И я не на вашей стороне. Верочка не просто здесь гостья, она, считай, своя.

— Это потому что она Мурзика пригрела?

— А Мурзика приплетать незачем! — воскликнул домовой, и поднос в его руках дрогнул, звякнув посудой. — Он, быть может, главный контролер в этом доме. Ни разу еще не ошибся. И ежели Верочку признал и на руки к ней сам пошел, то это дорогого стоит.

— Быть может, от нее заваркой пахло? — предположил воевода и пожал плечами.

Домовой аж покраснел от обиды.

— Есть у малыша такая немога. Зависимый он. Хворый. И неужто вы смеете упрекать его за это? Зверек и сам не рад своей болезни.

— Никто Мурзика не попрекает, — я решил вступиться за питомца. Потому как воздух в комнате сгустился. — Он свой в доску, и никто с этим не спорит.

— Именно, — кивнул Никифор, и его совсем уж ставшие длинными уши задрожали от возмущения. — И я должен был убедиться, что у пришлого в рюкзаке нет бутылки с чаем. Если б такая находка попалась Мурзику…

— Упаси Всевышний, — выдохнул Морозов и осенил себя охранным знаком, а потом примирительно продолжил, — Это правильно. Безопасность превыше всего. И проверить вещи гостя — дело святое.

Я хотел было возразить и сказать, что копаться в чужих вещах — признак дурного тона, но не стал.

— И нашел ли ты в его торбе что-нибудь интересное? — уточнил Морозов, с любопытством глядя на домового.

Тот шумно выдохнул:

— Пустяки… — буркнул он.

В этот момент на втором этаже послышались осторожные шаги, и домовой резко выпрямился:

— А вот и гость, — поджав губы, процедил он.

И действительно, на лестнице появился ревизор. На нём была простая, хлопковая рубашка, мягкая жилетка сдержанного серого оттенка, и свободные брюки. Волосы он, кажется, приглаживал ладонью весь путь до гостиной, и хотя на макушке они всё ещё топорщились взъерошенным вихром, но в целом выглядел он куда более похожим на человека.

Ревизор остановился на последней ступеньке, размял плечи и глубоко вдохнул, явно пытаясь придать себе больше уверенности, чем у него было.

Никифор развернулся и торжественно объявил:

— Завтрак уже готов! Торопитесь, пока не остыло.

С этими словами домовой зашагал в сторону столовой.

Я встал с кресла и вежливо обратился к Гавриле и воеводе:

— Идемте.

— Да я… — замялся было Дроздов, но я его перебил:

— Поверьте, Никифор превосходно готовит. Пожалеете, если не попробуете его стряпню.

— К тому же вы наверняка не успели позавтракать в городе, — глядя на гостя, добавил Морозов.

— Все так, — согласился ревизор и попытался улыбнуться. Правда, вышло у него неуверенно.

Воевода направился в сторону столовой. И Гаврила после недолгих раздумий последовал за ним.

Стол оказался уже накрытым. На скатерти стояли большие глиняные блюда с дымящимся омлетом, щедро посыпанным зеленью, тарелка ржаных тостов, миска с малиновым вареньем, и высокий чайник, от которого поднимался аромат облепихи и медовых листьев.

Гаврила остановился на пороге, будто боялся, что такой стол требует особых знаний этикета.

— Проходите, — сказал я. — Здесь всё просто, по-северски. Садитесь и ешьте.

— О-о, да… конечно… — пробормотал он, прошел к столу и осторожно занял свободное место. Никифор ловко подвинул к нему тарелку и сказал:

— Ешьте, голубчик. Небось в своей столицы такого не пробовали даже.

— С… пасибо… — выдавил из себя Гаврила.

Мы с воеводой расселись на своих местах. А через несколько мгновений к нам присоединилась вошедшая в столовую Вера.

— Вам очень идет, — с улыбкой оценила она новый наряд Гаврилы.

— Благодарю, — кивнул тот, и я заметил, как щеки парня покраснели.

— Как вы устроились? — уточнила девушка, и я запоздало подумал, что мне и самому стоило поинтересоваться этим у гостя на правах хозяина.

— Комната прекрасная. Но вот окно я открыть не смог…

— Никифор сможет, —