дальше по тонким корешкам книг — она и не знала, что дед написал столько научных работ. Многие так и не были официально опубликованы, а те, что все же напечатали — стыдливо молчали о настоящем авторстве. Цензоры без сожаления вымарывали имя Подосинова из любых работ. Папин брак на луговушке сильно аукнулся и деду.
Она подошла к столу, где бумаги уже были просмотрены и переложены чужими руками — дед никогда бы не бросил документы настолько небрежно. Наверное, это Глаша и Дарья так неаккуратно их сложили.
Сесть в дедушкино кресло Тае не пришло даже в голову — она стоя принялась пересматривать документы. Распоряжения о похоронах. Список приглашенных — дед так назвал его, не извещенных о похоронах — приглашенных. Договор о продаже дома. Договор с грузоперевозчиками о вывозе Таиных вещей в Санкт-Петербург и оставшихся вещей на утилизацию. Чеки об оплате кремации, оплата грузчиков и перевозки. Еще что-то… Тая оперлась боком на дедушкино кресло — он предусмотрел все. Глаза защипало. Только слабой быть нельзя. Она завтра закончит все дела в Змеегорске и покинет его навсегда, если Метелица не задержит, конечно. А Кошкин… Кот поймет. Его и знакомить-то тут не с кем оказалось.
Тая принялась рассматривать стопку книг на столе. Почему-то же дед их тут оставил. Наверное, занимался ими до самой смерти.
«Жертвоприношения в Древней Руси»
«Языческие ритуалы: Снегурочка, Масленица, Кострома — девы-жертвы»
Что-то Тая не была уверена, что Масленица должна быть девушкой, там вроде деревенских дурачков ловили и приносили в жертву в полях, разбрасывая их тела, хотя кто знает.
«Снегурочка — откуп Злой зиме»
«Кострома — весенняя дева»
Среди научных и квазинаучных книг попалась детская сказка «Морозко» с закладкой. Тая открыла её: бледная в синеву старикова дочка на цветной иллюстрации отвечала Морозко, что ей тепло. Закладкой был лист бумаги с записями деда.
«Официальной статистики выживаемости в ритуале нет. Неофициально считается, что из леса возвращается меньше трети девочек. В сказке выживаемость в 50 %. Старухина дочка погибла. Старикова выжила и вернулась с драгоценностями. Старикова дочка: тиха, мила, воспитана, работяща, уважает старших, слова поперек никогда не скажет. Тая: невоспитанна — постоянно ругается, сбежала из дома, бросила учебу, ленится на службе.»
От такой характеристики Тая еле сдержала ругательства — ей и Метелица недавно выговаривал, что хватит ругаться:
— Чума и… Хрен! Ароматный!
Если она не рвалась вверх по служебной лестнице, то это не значит, что она ленива и не любит свою профессию.
«Уволилась со службы. По дому ничего не делает — даже не умеет готовить. Не уважает старших. Постоянно мне возражает. Шансов вернуться из леса — 0 %»
Тая положила закладку обратно в книгу.
Шансов вернуться из леса — 0 %.
Надо же… Дед помнил и пытался что-то изменить.
Тая захлопнула книгу, словно это была какая-то гадина, которую надо уничтожить.
Шансов вернуться из леса нет.
По столу прочь от Таиной руки пополз иней. Она и не будет пытаться пойти в лес. С лечением деда она опоздала, жизни тоже не осталось, передавать драгоценности по наследству некому, если только Кошкину… Она не пойдет в лес. Да и… Тая выпрямилась. Не она должна туда идти — в лес должен отправиться Зимовский, как носитель её судьбы. Это он остался тут и не может выбраться из городка — лес не пускает. Вот будет Морозко или Карачуну сюрприз — это не Тая, уговаривавшая себя сказать, что ей тепло. Зимовский на поле легко приструнил лес. Тут только посочувствовать останется Морозко. Но тогда почему…
Тая обвела взглядом покрывшиеся инеем стены кабинета. Если её судьба у Зимовского, то почему иней все еще с ней? Потому что Зимовский все же не до конца забрал её жизнь или тут что-то иное? Надо обсудить это с Метелицей. И почему он до сих пор не позвонил ей? Это на него совсем не похоже.
Так, где её походник? Надо срочно поговорить с Метелицей.
Походник нашелся под пледами — добрая душа Даша поставила его на зарядку и отключила звук, давая Тае время выспаться со своей бедой.
Тая ужаснулась — более шестидесяти пропущенных звонков! Более сорока голосовых сообщений. И это еще «паутинка» по-прежнему давится и молнеграмм не доступен, по крайней мере для Таи. Фиксированные точки доступа к паутинке еще никто не отменял. Это дед почти не жил в доме и не нуждался в паутинке. И Белкин, отец Даши, судя по всему, разделяет взгляды деда на жизнь — у Даши тоже нет доступа к паутинке.
Тая, сев в кресло, принялась прослушивать все голосовые подряд. Соболезнования изредка перемежались сожалениями о невозможности присутствовать на прощании с Семеном Васильевичем. Визиту императрицы дед проигрывал подчистую.
И черт с ними всеми!
Голосовое сообщение от Кошкина: «Асюшка! Держись, я Зимовского лично прибью! Я… Мы с Метелицей что-нибудь придумаем. Держись!»
Несколько голосовых от Метелицы.
«Тая, как ты?»
«Тая, ты ела?»
«Тая, прими мои соболезнования. Орлов в больнице. Стабилен. Жить будет. Его и Зимовского ждет обследование в диагностике патологии на вменяемость.»
«Тая, позвони, как проснешься!»
«Скунсик, покушай, прошу!»
Она набрала по памяти его номер.
— Гордей… — его имя она выдавила еле слышно.
Метелица огорошил её своим неподдельным энтузиазмом:
— Скунсик! Наконец-то! — Он хмыкнул и вспомнил про обещание: — и прости меня, ты не скунсик, конечно. Как ты?
Где-то на заднем фоне взревел Зимовский:
— Тая! Покупаешь билет на первый же поезд и едешь хоть куда. Через час поезд на Александродар, но тебя там будут искать — сразу же уез…
Кажется, Тая позвонила не вовремя — как раз на допросе Зимовского. Метелица очень холодно оборвал его:
— Ваше сиятельство, замолчите, пожалуйста!
Зимовский булькнул что-то и послушался. Наверняка поднял глаза к потолку и познает дзен. Тая даже не сомневалась в этом. Она подсказала Метелице:
— Проверь Зимовского: он действительно не мог выезжать из Змеегорска или это его ложь?
Если Гордей и удивился, то виду не подал — спокойно сказал:
— Проверю, Тая. Подниму все его поездки. Что-то еще?
— Нет пока.
— Ты ела?
Гордей всегда этим поражал Таю. Война, смерть, окружение, бой — он всегда находил время для Таи и притаскивал что-нибудь съедобное, даже если это был всего лишь сухарь. Иногда даже последний сухарь.
— Метелица, несмешно.
Он принялся её отчитывать:
— Это несложно. Идешь, открываешь холодильник, берешь из него колбасу, сыр…
— Гордей! Я ела. Ела.
— Тогда жду сегодня в семь у себя. Что тебе приготовить?
— А можно я останусь дома?
Идти ей никуда не хотелось — сердце