По углам площадей кучковались группы дворян в цветах то Рилена, то Тиваля, бросающие друг на друга недружелюбные взгляды. Изредка доносились крики и звон стали — следы быстро пресекаемых стычек. Страна была на грани гражданской войны, и бутафорский праздник не мог этого скрыть.

Венцом этого карточного домика должна была стать грандиозная постановка в королевском дворце, посвященная основанию Амалиса первым королем Дариатом, которое, как и масштабность празднования Дня Нации, было проспонсировано и продавлено Риленом.

Все это было частью моего плана. Как и прописанное в программе вечера награждение «героев» — бойцов третьего полка Коалиции, выполнивших считавшуюся невозможной миссию по зачистке Руин Желтого Дракона.

Вот только далеко не в моих планах были потери, понесенные в процессе зачистки. Я узнал об этом за два дня до церемонии. Сводка из штаба Коалиции была сухой и лаконичной: «Зачистка Руин Желтого Дракона завершена. Потери личного состава: 157 человек. В том числе 62 человека из роты особого назначения, приданной полку».

Шестьдесят. Четверть моих людей. Моих ребят, которых я тренировал, натаскивал, которые доверяли мне свои жизни.

Холодная ярость, острая и беззвучная, сковала меня изнутри. Все мои тщательно выстроенные планы похищения трона, все договоренности с Риленом, вся осторожность — все это померкло перед этим числом. Шестьдесят.

Риск раскрытия своей личности теперь казался ничтожной платой. Я должен был увидеть выживших. Услышать это из их уст.

Почему в миссии, которая должна была быть лишь прикрытием для прибытия кораблей Коалиции в Баовальд, погибла четверть личного состава роты?

Конец Третьей Книги.

Демон Жадности. Книга 4

Глава 1

Я застыл на пороге казармы, выделенной для моей роты в военной части Баовальда, не в силах сделать следующий шаг. Воздух вдруг замер, стал густым и тягучим, как сироп.

Их было пятеро. Они ждали меня за порогом, как-то почувствовав мое появление, застывшие, как памятники. Хамрон, мой дерзкий наглец, сейчас стоял с опущенной головой, сжимая эфес меча так, что кожа перчатки трещала. Рядом — исполинская фигура Силара, его обычно невозмутимое лицо было темной маской скорби. Чуть поодаль — Карина, Лорик и Фавл, понурившиеся, с опущенными плечами.

— Капитан… — первым нарушил тишину Хамрон. Его голос был тихим и хриплым, будто его горло перетянуто колючей проволокой.

Я шагнул через порог, пол под ногами показался зыбким песком. Шаг. Еще шаг. Я подошел к ним, окидывая взглядом. На их униформах — следы недавней чистки, но я видел то, что было под ними. Видел вмятины на наплечниках Хамрона, свежий шрам на щеке Карины, молчаливую усталость в глазах Лорика.

— Живы, — выдавил я наконец, и это прозвучало не как приветствие, а как констатация факта, как самое большое, на что я сейчас был способен. — Черт возьми, вы живы.

Хамрон сделал резкое движение, словно хотел броситься ко мне, но остался на месте, лишь его плечи дернулись.

— Добро пожаловать домой, капитан, — глухо проговорил Силар. Его бас, обычно раскатистый, сейчас был приглушенным и тяжелым.

Больше слов не было. Только это зияющее молчание, в котором висели имена тех, кого здесь не было. Я видел их во взглядах моих бойцов. Видел пустоту.

— Что случилось? — спросил я, и мой собственный голос показался мне чужим.

Силар перевел взгляд на Хамрона, потом на остальных. Они молча кивнули, давая ему говорить. Медведеобразный великан сделал глубокий вдох, будто готовясь к тяжелой ноше.

— Выйдем?

Я кивнул и мы вышли из казармы на плац.

— Зачистка Желтого Дракона, — начал он. — Это был единственный предлог, чтобы ввести войска в Амалис. Единственная открытая миссия такого масштаба. Одной роте она была не по зубам. Замкомдив бросил на нее весь третий полк Вейгарда. Нас прикрепили к ним особым приказом.

Он помолчал, собираясь с мыслями, его взгляд уставился куда-то в прошлое, за мою спину.

— Но поскольку опасность заведомо превышала назначенную награду за миссию… Бойцам объявили заранее. Сказали, что на эту миссию они идут по личной просьбе капитана Мариона. И что хотя зачистку будет вести весь полк, во все стычки, где можно обойтись малыми силами, будут бросать именно нас. На выручку должны были приходить только в случае критического положения.

Силар посмотрел на меня, и в его глазах читалось нечто, граничащее с гордостью и ужасом одновременно.

— И они согласились. Почти единогласно. Сказали, что ты вложил в них больше, чем кто-либо до тебя. Ресурсы, доверие… Веру. Они горели желанием это оправдать.

Карина тихо выдохнула, отвернулась, смахивая с ресниц невидимую пылинку.

— И когда мы прибыли в Руины… они это доказали, — голос Силара снова окреп, в нем зазвучала сталь. — Двести сорок человек против почти трех тысяч полка. А уничтожили мы больше половины всех странников в тех Руинах. Сражались сутками, почти без сна. Гнали себя, чтобы успеть к семнадцатому числу. К твоей дате.

Он замолчал, и это молчание стало невыносимым. Я уже знал, что будет дальше.

— Но такое усердие… такая ярость… она всегда имеет цену, — Силар опустил голову. — Потери были масштабными.

Хамрон резко поднял глаза на меня. В них стояла такая обнаженная, первобытная боль, что я едва не отступил.

— Брандт, — прошептал он, и имя прозвучало как стон. — Его просто… не стало. Щит не выдержал, а он… он даже не отступил на шаг. И Ларс… Черт возьми, Ларс, этот вечный нытик, в последний момент бросился на монстра, что зашел нам в тыл. Оттащил меня за шиворот, а сам… Сам остался.

Я закрыл глаза. Я видел их. Брандта, неподвижную скалу с двуручником. Ларса, вечно хмурого, с копьем наперевес.

— Нервид погиб в первый же день, — тихо, но четко добавил Лорик. Его голос был ровным, отчетливым, будто он зачитывал доклад. — Попытался спасти раненого новобранца из второго взвода. Погибли в итоге оба.

— А в предпоследний день… — Силар снова взял слово. — На нас вышла огромная стая. Неожиданно. Отрезала от основных сил. Гронд рванулся в самую гущу. Ярко, яростно… и безрассудно. Его просто смели. И Дорган остался прикрывать отход. Стоял насмерть. Я говорил ему, чтобы отступал, а он только посмотрел на меня и сказал: «Я не хочу жить дольше своего сына».

Слова Силара повисли в воздухе тяжелым, ядовитым туманом. Шестьдесят два. Шестьдесят два имени. Лица. Голоса. Теперь — пепел, развеянный в пустоте Неба.

Я чувствовал, как золотые