И тогда на трапе появился он. Молодой человек, на вид не более двадцати лет. Он был одет в изящный, но не броский костюм из темно-синего бархата, отделанный серебряной нитью.

Его поза была непринужденной, осанка — врожденно-аристократической. Он улыбался вежливой, слегка отстраненной улыбкой, готовясь произнести заученное приветствие.

А я застыл.

Время остановилось. Гул порта, шепот ветра, дыхание моих офицеров — все смешалось в оглушительном гуле в ушах. Я смотрел на его лицо и видел… себя.

Тот же разрез глаз, та же линия скул, тот же изгиб губ. Только отполированные до блеска жизнью в роскоши, лишенные шрамов и морщин, которые оставили на моем лице годы пиратства, предательства и отчаяния.

Мне было тридцать восемь. Тело Артефактора старело медленно, и из-за того, что я перенесся в этот мир в двадцать восемь, сейчас я выглядел на тридцать с лишним.

Но я не мог ошибиться. Это было мое лицо. И тут, как удар хлыста, в памяти всплыли слова Великого Стража Амалиса, произнесенные им во время нашей схватки за трон: «А почему ты уверен, что принц Гильом мертв?»

Ледяная волна прокатилась по моему позвоночнику. Все встало на свои места. Приемный сын маркиза Шейларона. Пожелал лично увидеть победителя Перекрестка. Ведь я сообщил комдиву свое настоящее происхождение, а значит о нем узнали и в Роделионе.

Передо мной, живой и невредимый, стоял тот, чью роль я полтора года играл. Тот, чья «смерть» стала причиной моего призыва в этот мир, моего заточения в золотой клетке дворца Амалиса и моего бегства.

Гильом фон Амалис был жив. И для него, похоже, наше сходство вовсе не было удивительным. Более того, он рассматривал меня с таким любопытством, что стало даже как-то неуютно.

А, насмотревшись, указал на меня своим телохранителям и произнес короткое:

— Взять его.

Конец Четвертой Книги.