Еще несколько недель назад мне бы и в голову не пришло дарить ей подарки. Мне казалось, что это Марта виновата в том, что с нами случилось, хотя, разумеется, я прекрасно знал, что ее вины в этом нет. Первые дни после катастрофы мы просто сидели на берегу и смотрели на волны. Не помню на какой день Марта принесла мне бутерброд – найденный среди припасов сухарь с комочком соленых водорослей из банки. Я взял, хотя есть совсем не хотелось. Хотелось проснуться и понять, что все это не больше, чем сон. Но каждый день мы все больше убеждались в обратном. Я спал на берегу, подложив под голову скомканные обрывки своей куртки, Марта в палатке из куска брезента среди спасенных вещей. Наверное, они были для нее спасением, средством чтобы не сойти с ума. Я тоже был на грани, но моим спасением была Марта. Однажды она растолкала меня среди ночи. Молча показала на скелет дирижабля. По нему бегали яркие голубые огни, словно играли в догонялки на стальном каркасе. Мы не слышали их треска, только видели, как перемигиваются огоньки на фоне темного неба над неспокойными волнами. Воздух был пропитан электричеством. А потом началась гроза. Она была великолепной и страшной. Не из тех, что бушуют на Венере постоянно, на настоящей Венере, а почти настоящая земная гроза. Мы сидели в палатке, обнявшись и дождь хлестал по скользкому брезенту. Там снаружи волновалось море, шипели потоки дождя, и небо то и дело озарялось яркими вспышками. В одну из них я увидел, что Марта улыбается мне.

Тот день был, кажется, месяц назад. Может больше. Хорошо бы уточнить по нашему календарю. Хорошо бы ввести хоть какие-то памятные даты. Для потомков, которых не будет.

– Что ты тут делаешь? – Марта присела рядом и вручила мне кружку кипятка с редкими чаинками. Мы экономили как могли.

– Смотрю на море. Смотри сколько коробок прибило.

– Надеюсь, что-то полезное?

Я пожал плечами.

– Ну, я так и думала. Если что-то интересное и осталось, оно там – под водой. Но никто из нас не ныряет. Где-то там должен быть комплект для теплиц – его доставили в город незадолго до нашего прибытия. Семена, овощи, водоросли. Если его найти…

Я не слушал дальше. Я надеялся, что найти его не удастся никогда. У нас есть немного еды, на первое время хватит, а потом…

– Команда Зельмана, – сказала Марта, прихлебывая кипяток и рассматривая далекий остов города. – Я догадываюсь, что наше перемещение сюда – их рук дело. Никакое это не чудо и не мистика.

Я все еще молчал. Скорее всего она была права. Команда физиков доктора Зельмана проводила на Венере опыты, которые никто и никогда не разрешил бы проводить на Земле. Что это были за эксперименты, мы не знали. Догадывались лишь что частые северные сияния в средних широтах над Венерой и вздымающиеся куполом облака – их работа. Не исключено, что и та гроза, и голубой туман, сквозь который провалился город – тоже часть эксперимента. Теперь уже не важно. Мы здесь, на планете Венера в ту ее эпоху, когда вместо образцовой преисподней она была лучшим пляжем Солнечной системы.

– Где мы, как ты думаешь? – спросила Марта, словно прочитав мои мысли.

– Скорее – когда мы. Может миллиард лет до нашей эры, может два. Как знать. В любом случае, мы знаем, чем все закончится, верно?

Я повернул голову к ней, заканчивая фразу, а Марта покусывала губу.

– Какая она сейчас? Я про Землю.

Земля висела над горизонтом яркой немерцающей звездой. Там под душными облаками могли бродить среди каменноугольных лесов примитивные ящеры, могли острыми пальцами устремиться в небо прототакситы девона, могли неспешно разлагаться после великого вымирания миллионы миллионов трупов неизвестных животных. Там и мысли нет о человеке и о тех временах, когда он заполнит пластиком океаны, а небо дымными ракетами.

– А может быть это будущее, а не прошлое?

– Мы уже обсуждали это. Никаких радиосигналов, никаких следов человека. И солнце несколько холоднее. В будущем настолько отделанном оно точно не будет холодным. На подобное терраформирование нужно не меньше миллиона лет, а даже по его завершению, если учесть, что человечество внезапно бесследно вымерло, должны остаться биологические следы – те же бактерии и водоросли в такой благоприятной среде, как эта. Или грибы, например. Тут даже плесени нет. Планета стерильна. По крайней мере была до нашего появления.

– И значит нет никакого шанса вернуться домой.

– Разве что постараться дожить, – усмехнулся я. И тут же пожалел об этом.

– Ты очень жесток, – сказала Марта после длинной паузы.

Дни проходили однообразно. Мы старались далеко не уходить от лагеря, всегда следили чтобы корпус города-дирижабля был виден и ориентировались на него. Собственно, и искать было нечего – низкие скалы, каменистая равнина, река среди камней. Иногда я просто часами лежал в прозрачной воде и смотрел на небо, в котором плыли высокие облака. Однажды моря испарятся, а сам воздух станет плотным раскаленным океаном, насыщенным кислотой и парниковыми газами. Но это случится не сегодня и не завтра.

Марта выкладывала из камней низкую ограду – первую постройку на этой планете, за которой пыталась прорастить на мертвых камнях какие-то зерна. Иногда, как и я, бродила по пустынному берегу. Я заметил ее тень над собой, открыл глаза.

– Мы состаримся и умрем, – сказала она. – Прямо здесь вот на этом берегу.

– Ты снова об этом…

– Да. Нам нужны дети.

Я вздохнул, устало закрыл глаза.

Даже если отбросить генетические нюансы, возрождение человечества было чрезвычайно глупой затеей.

– Марта… Ты же ученый, Марта, ты прекрасно знаешь, чем все закончится для этой планеты.

– Но не сейчас же! И не завтра!

– Может даже не через тысячу и не через миллион лет. Может через миллиард, но это случится. Неизбежно. Ты то уже не увидишь, как наших потомков…

Я замолчал. Нес смысла рассказывать очевидные вещи. Где-то в глубинах космоса уже летит по своей орбите гибель этого уютного мира. Пройдет неизвестное количество лет, и Меркурий столкнется с планетой, лишившись части своих легких пород, замедлит вращение Венеры одним решительным ударом, обнажит мантию, создав чудовищных размеров вулкан, после которого от океанов и морей не