А затем три вещи случились одна за другой, с интервалом не более секунды.

Во-первых, крышка колодца-пня, даже не задымившаяся при контакте с огненными змеями, сама собой, по-лягушачьи, запрыгнула на прежнее место. И будто приклеилась: встала так, что колодец снова стал казаться гигантским пнём.

Во-вторых, огненные извивающиеся силуэты возле мнимого пня погасли так быстро и внезапно, что у Ивана их сияющие контуры поплыли по сетчатке глаз.

А в‐третьих, как только на поляне не осталось другого источника света, кроме масляного фонаря, с небес на землю будто обрушился девятый вал с картины живописца Айвазовского. Купеческому сыну показалось: он снова ухнул с головой в пруд. У Иванушки даже возникло желание: начать разгребать эту воду руками, как если бы он хотел выплыть на поверхность. Опамятовался он лишь потому, что руки его оказались не свободны: одной он по-прежнему обнимал Зинушу за талию, а в другой держал фонарь.

– Бежим в дом! – закричал Иван. – Скорее!

И наглотался воды даже за те мгновения, что ушли на произнесение этих слов. Он почти вслепую развернул девушку – вода заливала ему глаза. И они двое, шлёпая и подгребая ногами, устремились к дому. Но уже не бегом: шли так, как идут люди, переходящие вброд бурный поток.

2

Зина ухитрилась потерять один ботинок к тому моменту, когда они с Ванечкой каким-то дивным, невероятным образом добрались-таки до крыльца господского дома. И такую потерю, конечно, следовало считать ничтожной. Особенно с учётом того, что фонарь их залило водой ещё на полдороге. Девушка удивлялась, как в этом тёмном потопе они не потеряли сами себя – как те, кому не посчастливилось попасть под хвост к пресловутой шишиге.

Когда Иван чуть ли не волоком поднял Зину по ступенькам и над их головами оказался козырёк крыльца, они не просто вымокли насквозь. У дочки священника было такое чувство, будто она вся состоит теперь из одной воды: в равной степени изнутри и снаружи. Вероятно, добраться до дому им удалось лишь благодаря тому, что за два минувших дня земля в усадьбе пересохла настолько, что впитывала влагу, будто лист промокательной бумаги – чернила. Когда б не это, они с Иваном Алтыновым запросто могли бы утонуть без всякого водоёма, прямо посреди усадебного парка.

Уходя из дому, дверь они не заперли. Так что, когда Иван толкнул её, она тотчас распахнулась. И они двое, мокрые, как жертвы кораблекрушения где-нибудь в Карибском море, шагнули в дом. Им под ноги метнулся было Эрик, явно всё это время поджидавший их в прихожей. Но затем с такой же скоростью котофей отбежал назад – высоко вздёргивая лапы, подальше от потоков воды, которая стекала с его людей.

– Как думаешь, – Зина устремила взгляд на Ванечку, – у нас получилось всё исправить? Мы теперь… – Она чуть было не спросила: не изжаримся заживо? – Мы сможем покинуть усадьбу?

– Надеюсь на это, Зинуша. – Иван испустил долгий вздох. – Но, чтобы точно узнать, нам нужно будет попасть к усадебной ограде. А мы это сможем сделать, только когда прекратится дождь.

«Если он прекратится», – моментально подумала Зина.

А Ванечка повернулся, намереваясь запереть входную дверь дома на засов. Но она вдруг снова распахнулась. И внутрь ввалились ещё двое: Любаша и титулярный советник Левшин. Одежда на них была не только насквозь мокрой, но и в таком беспорядке, словно они натягивали её прямо на бегу.

– Ну и ливень! – воскликнул Андрей Левшин, а затем рассмеялся безмятежным, почти детским смехом. – Мы едва добрались до дому. Вы, Зинаида Александровна, не станете возражать, если мы с Любашей переночуем на кухне?

– Нет, конечно, – сказала Зина, а потом прибавила – больше для того, чтобы проверить собственную догадку: – Надеюсь, городовой, который находится у вас в подчинении, укрылся сейчас в привратницкой будке. И мужики, которые вместе с ним дежурили у ворот, – тоже.

Левшин глянул на неё с выражением полного непонимания на лице, промычал нечто невразумительное, а затем, крепко стиснув Любашину руку, повлёк горничную в глубь дома, в сторону кухни. Ни про ледник, ни про тело своего отца титулярный советник даже не вспомнил. Приворотное зелье явно дало побочный эффект: у полицейского дознавателя ещё и отшибло память.

3

Зина не знала, хорошая это новость или не очень – что Левшин обеспамятел от её травяного чая. И поделилась своими сомнениями с Ванечкой, пока они шли по дому, её жених – впереди, зажигая по дороге настенные лампы. Оба оставляли за собой мокрые следы. А шагах в пяти позади Зины плёлся Рыжий; то состояние, в котором его люди вернулись домой, пушистого зверя явно в восторг не приводило.

– Посмотрим, как долго у Левшина его амнезия продержится, – сказал Ванечка. – Сейчас меня другое волнует.

Зина отлично его понимала: они шли проверять, как там Варвара Михайловна и Николай Павлович.

Девушка ощущала такую усталость, что ей казалось: она могла бы прямо так, в мокром платье и одном ботинке, рухнуть на постель и уснуть. И она даже не догадалась разуться совсем, чтобы идти стало хоть чуточку удобнее, пока Ванечка не повернулся к ней.

– Так вот почему ты прихрамываешь! Я уж испугался: думал, ты повредила ногу.

С этими словами купеческий сын шагнул ей навстречу и опустился на одно колено – словно рыцарь перед дамой своего сердца. Вот только рыцари и их дамы вряд ли могли выглядеть так, будто их несколько часов отмачивали в чане для стирки белья. Впрочем, Ванечку это явно не смущало.

– Обопрись о моё плечо! – сказал он, поставил себе на колено обутую Зинину ногу и принялся расшнуровывать уцелевший ботинок.

Когда он закончил, девушка попробовала сбросить промокший башмачок, но сумела лишь выпростать из него пятку. Она качнула ногой, чтобы его стряхнуть, и это ей удалось. Однако она потеряла равновесие и, чтобы не упасть, непроизвольно подалась вперёд. И упёрлась разутой ногой в бедро Ванечки.

Тот охнул и что-то почти беззвучно пробормотал – вроде как упомянул какой-то сон. И одновременно обхватил пальцами Зинину щиколотку. Быть может, исключительно ради того, чтобы девушку поддержать. Но Зине так не показалось. Даже сквозь мокрый шёлковый чулок пальцы его ощущались горячими и слегка подрагивали. От смущения она потупилась, но Иван Алтынов тотчас сказал:

– Посмотри на меня!

И она подняла глаза на своего друга детства. Даже успела отметить, с каким упорным и словно бы голодным выражением Иван Алтынов на неё смотрит. Но тут распахнулась дверь