Отодвинув задвижку на двери, молодой человек распахнул её и вышвырнул извивавшегося, отчаянно вопившего кота в коридор. А затем быстро захлопнул дверь, снова её запер и повернулся к девушке.

– Теперь никто нам не помешает! – сказал он и опять растянул губы в улыбке.

Так, улыбаясь, он и двинулся к Зининой кровати. Но по пути снова споткнулся, на сей раз – об упавший башмачок, поднял его и с удивлением на него воззрился.

– А где же второй? – спросил он.

Однако девушка ему не ответила – задала вместо этого свой собственный вопрос:

– Ванечка, а что ты мне сказал, когда этот ботинок расшнуровал?

6

Иванушка отлично понял, какой звук его разбудил: где-то орал его кот. Да не просто орал: завывал на низкой угрожающей ноте. Это был боевой клич Рыжего: его он издавал лишь перед тем, как кинуться на своего противника в бескомпромиссном кошачьем поединке.

Купеческий сын моментально сел на диванчике, который уже изрядно вымок от его сырой одежды, но сперва никак не мог сообразить, откуда доносится голос котофея. Дом-то был незнакомый! А потом Иванушку будто подбросило.

– Зина!

Он схватил с чужого письменного стола лампу, оставленную им зажжённой, и выскочил в коридор, едва не сорвав с петель дверь.

Ещё секунд пять или шесть у купеческого сына ушло на то, чтобы сориентироваться, в какой стороне находится комната его невесты. Ведь ясно было – кот орёт именно там. А когда Иван определился с направлением и побежал по коридору, то беспрерывно оскальзывался в размокших ботинках, а один раз даже начал падать – едва сумел устоять на ногах: опёрся рукой о стену. Но всё же и минуты не прошло, как он уже очутился перед дверью Зининой комнаты.

Эрик был тут: приподнявшись на задние лапы, передними когтил дверь. Так что Иван даже в неярком свете своей лампы разглядел остававшиеся на ней борозды. При этом кот неумолчно вопил и не угомонился даже тогда, когда увидел хозяина.

Но, уж конечно, не эти вопли напугали купеческого сына так, что у него похолодели ладони. Из Зининой комнаты до Ивана донеслись другие звуки: какая-то возня; потом что-то упало; потом какой-то мужчина выругался (и его голос показался Иванушке странно знакомым); а затем Зина издала гневный, но вместе с тем словно бы торжествующий возглас.

После этого послышался звук удара, мужской стон, и что-то тяжёлое упало на пол.

– Эрик, брысь! – заорал Иван, и его кот моментально отпрыгнул в сторону; рыжий зверь всегда был понятлив.

А купеческий сын сделал короткий разбег и плечом ударил в дверь Зининой комнаты, выбивая её.

Картина, которая открылась ему внутри, поразила Ивана Алтынова настолько, что он в ошеломлении закостенел на пороге, перед свалившейся на пол дверью. Так что Эрик мимо его ног прошмыгнул в комнату, устремился к Зине. А купеческий сын только и мог, что взирать на свою невесту, вытаращив глаза. Да тут и было чему удивиться.

Дочка протоиерея Тихомирова стояла перед своей кроватью в короткой ночной рубашке, чуть ли не до колен открывавшей её ноги. И в правой руке сжимала шнурок атласной сумочки, в которой – Иванушка хорошо это помнил – находился пистолет титулярного советника Левшина. Руку девушка держала чуть наотлёт, так что не возникало сомнений: только что она нанесла удар сумочкой-мешочком, будто кистенём. А тот, кто схлопотал по голове этим импровизированным оружием, лежал сейчас на полу, с нею рядом. Человек, почему-то облачённый во фрачную пару, упал навзничь. И в свете масляной лампы Иван Алтынов прекрасно разглядел лицо лежащего: своё собственное лицо.

Впрочем, таковым оно оставалось недолго. Зина только-только успела перевести взгляд на дверной проём, в котором застыл Иван, и Рыжий едва успел припасть боком к её полуобнажённой ноге, как с лицом лежавшего на полу человека стали происходить метаморфозы.

Глава 21

«Скажи мне, кудесник…»

22 августа (3 сентября) 1872 года.

Начинается вторник

1

Только тогда, когда человек на полу начал меняться, с Ивана Алтынова сошло наваждение: он перескочил через упавшую дверь, бросился к Зине. В один миг он водрузил свою лампу на туалетный столик, а затем прижал к себе девушку так порывисто, что её ноги оторвались от пола. Зина тоже обняла его в ответ, уронив свою сумочку, которая тяжело ударилась об пол. Хорошо хоть, пистолет при этом не выстрелил!

– Ты в порядке? В порядке? – спрашивал Иванушка у Зины, всматриваясь в её лицо так, словно не видел её год или два. – Он тебе ничего не сделал?

– Он не успел. – Дочка священника то ли издала смешок, то ли всхлипнула. – Но я решила сперва, что он – это ты! Если бы не мой ботинок, я, может, ни о чём бы и не догадалась!..

Фразу насчёт ботинка Иван Алтынов не понял. Но решил, что выяснит всё позже. Он осторожно поставил Зину на пол, а потом низко склонился над лежащим человеком, впился взглядом в его лицо.

И – да: купеческий сын до сих пор видел в нём признаки своих собственных черт. Однако лицо мужчины, облачённого в нелепую фрачную пару, уже становилось из округлого продолговатым. Светлые волосы прямо на глазах темнели и редели. Фигура словно бы проседала под фраком: становилась сухопарой и узкоплечей. А главное, пропадали всякие сомнения относительно возраста мужчины: ясно было, что ему никак не меньше пятидесяти лет. «Приклеить ему бородку – и будет вылитый поэт Некрасов!» – мелькнуло у Иванушки в голове.

И тут Зина в удивлении ахнула:

– Так вот как он сюда попал!

Краем глаза Иван уловил, что она вскинула руку, направив её куда-то к потолку. Купеческий сын оторвал взгляд от мужчины на полу – проследил, на что она указывает. И с трудом удержал на устах собственный возглас – только не удивлённый, а бранный. В углу Зининой комнаты, по диагонали от входной двери, в потолке имелась маленькая горизонтальная дверка: чердачный люк. И сейчас он был распахнут настежь. Так что громыхание дождя по железной крыше раздавалось в комнате отчётливо, как барабанный бой на плацу.

– Ты кто такой, мразь? – Иван снова повернулся к человеку на полу и уже протянул руки, чтобы схватить того за лацканы фрака и хорошенько встряхнуть.

Да так и застыл с вытянутыми