— Все хорошо, милая? — спросила Лусия, вытирая руки, которые даже не намокли.

— Да, — вздохнула я.

— А мне почему-то совсем так не кажется, — мягко произнесла старушка. — Что случилось, Мия?

Я не знала, стоит ли делиться с хозяйкой гостевого дома своими мыслями по поводу мужчин. С мамой я никогда об этом не говорила. Она старательно избегала подобных тем, поэтому мы с Евой тихо шептались о мальчишках за закрытой дверью нашей комнаты.

Теперь мне было уже не тринадцать лет, и ко мне проявляли интерес не мальчишки на деревенской ярмарке, а два интересных молодых человека, а я ощущала, что начинаю запутываться в собственных чувствах.

— Они такие разные, — осторожно начала я.

— Кто, дорогая? — переспросила Лусия. — Кто разные?

Я помедлила и произнесла:

— Курт и Томас.

В глазах матушки Бульк блеснуло понимание, и она слегка улыбнулась:

— Это верно, — сказала Лусия, — они совершенно разные.

Я видела, что матушке Бульк очень хочется расспросить меня обо всем подробнее, но деликатность в этом вопросе перевесила любопытство, и она просто позволяла говорить мне ровно столько, сколько я готова была сказать.

— На самом деле я вообще не собиралась вступать ни в какие отношения, — продолжила я, и тут же поправилась: — В смысле, не собираюсь.

— Но… — протянула Лусия.

Пару секунд я смотрела в ее располагающее лицо в обрамлении повязанного на голову малинового шарфа, а потом выдохнула:

— Но мне нравится проводит время с Куртом, — я зажмурилась и пискнула: — и с Томасом.

Лусия улыбнулась еще шире:

— И проводи, — она даже хлопнула в ладоши. — Что тебе мешает?

Я не знала, как объяснить Лусии то, что не давало мне покоя, не выходя при этом за рамки приличий, поэтому принялась очень аккуратно подбирать слова:

— Понимаете, Курт очень милый и заботливый, он такой внимательный и отзывчивый, добрый и чуткий.

— Так, — протянула матушка Бульк, давая понять, что с Куртом ей все ясно.

Я кивнула и продолжила:

— А Томас нахальный, грубый и задиристый, но он такой… — я замялась, — обаятельный.

— В смысле соблазнительный? — прищурилась Лусия.

Я вспыхнула и уже хотела начать возмущаться, а потом вдруг, сама того не ожидая, выпалила:

— Именно! Он такой…

— Привлекательный? Неотразимый? Пленительный? — услужливо подсказывала мне старушка.

— Красивый, — сказала я. — Я буквально не могу оторвать взгляда от его идеального лица и фигуры. А когда он, — я опять замялась. — Когда он…

Глаза Лусии загорелись, но, прежде чем она сказала хоть слово, я быстро затараторила:

— Но ведет он себя просто ужасно, совершенно недопустимо! Вот я и говорю, что Курт такой хороший, и когда мы что-то делаем вместе, мне с ним очень спокойно. Но когда я с Томасом…

— Все спокойствие улетучивается? — подсказала Лусия.

Я кивнула.

— Но тебе это нравится?

— Не то, чтобы нравится, просто я никогда не знаю, что Томас выкинет в следующий момент, и это делает общение с ним…

— Интересным? — снова подсказала матушка.

— Да, интересным, — на этот раз согласилась я.

Кажется, я наконец смогла облечь в слова то, что не давало мне покоя.

— Знаешь, милая, надежность — это очень хорошее качество для мужчины, — немного подумав, сказала матушка Бульк. — Но отношения без перчинки быстро становятся пресными и надоедают. И тут никто не подскажет, что важнее именно для тебя. Выбор, в любом, случае, делать только тебе.

Я ощутила, что опять начинаю краснеть.

— Не собираюсь я делать никакой выбор, — слишком поспешно заявила я. — Я приехала в Бергтаун совсем за другим.

— Неужели? — усмехнулась Лусия. — Любовь тебя не интересует?

— Самое важное для меня — это моя лавка снов, а любовные интрижки пусть остаются глупым девчонкам, которым больше нечем заняться.

Матушка Буль подавила улыбку, но больше ничего говорить не стала.

— Посмотрим, посмотрим, — лишь тихонько пропела она себе под нос.

А я задумалась, как матушке Бульк удалось так быстро почувствовать перемену в моем настроении?

Я с интересом посмотрела на Лусию, наполнявшую водой высокую фарфоровую вазу, которую она принесла из гостиной.

Меня так и подмывало спросить, не является ли даром Лусии чтение мыслей, уж слишком часто она угадывала, о чем я думаю, с тех самых пор, как я пересекла порог ее дома. Вот только о таких вещах в лоб не спрашивают.

Но матушка Бульк заговорила сама:

— Мой дар — в некотором роде и мое наказание: я — эмпат, — сказала Лусия, буквально огорошив меня. — Ты знаешь, кто такие эмпаты, Мия?

Я кивнула:

— Люди, которые чувствуют эмоции других.

— Эмпаты не просто чувствуют, а осознанно переживают то же самое, что и другие люди, — пояснила матушка Бульк.

Я пришла в восторг от подобной перспективы, на секунду представив, каково это — видеть других насквозь.

— Это же очень удобно! — я принялась расставлять цветы в вазе, но они все равно сбивались в одну тесную кучу. — Вы всегда можете почувствовать, искренен ли с вами человек или он что-то скрывает.

Матушка Бульк покачала головой:

— Есть такая правда, которую совсем не хочется знать, дорогая.

— Но почему? По мне, так от такого дара одна только польза, — помяв букет руками, я беспомощно отступила.

— Просто поверь мне на слово, Мия, — улыбнулась Лусия. — Можно?

Матушка Бульк уселась поудобнее, пододвинула к себе вазу, и я залюбовалась, как искусно она скомбинировала каллы, ирисы и ранние садовые розы.

Мне вдруг вспомнилось, что матушка Вуна точно также всегда была в курсе, в каком я настроении, и безошибочно угадывала, о чем думаю в определенный момент. Получается, и Вуна — эмпат? Что ж, это многое объясняет, жаль только она никогда не рассказывала мне об этой своей способности.

Лусия вернула мне вазу с цветами, и я поставила ее на середину кухонного стола — здесь она будет смотреться куда лучше, чем в моей небольшой комнатке.

— Это Магические горы помогли развить дар эмпата? — предположила