Мы бродили молча среди проходов и гостеприимно раскрытых отделов. Но вот здание стало совсем привычным и уже не таким пугающим. Саша задержалась у стекла, за которым пылились на пластмассовых головах забытые и давно оставшиеся на ушедшем витке моды шарфы и зимние шапки. Я не спеша побрел дальше, не понимая все еще зачем мы здесь и что ищем. Но простор безлюдных помещений завораживал настолько, что я перестал задавать себе вопросы. Пару раз я окликал Сашу, но она только отмахивалась и трогала пальцами пушистую ткань.

Канцелярский отдел к моему разочарованию оказался совершенно пуст, как и соседний книжный. Но я нашел то, что искал за кассой – почти новый карандаш, к тому же хорошо заточенный. На полу валялись кассовые ленты и старые календари. Стопка каких-то справочников подпирала дверь.

Завороженный, я шел все выше и выше по эскалаторам. Нашел кофейню, в которой все осталось нетронутым, даже надписи цветным мелом на черной стене. Тут были дни запустения, месяцы буйства плесени и гнили. А потом остались только пыль и труха. Но несколько банок консервов остались нетронуты – какие-то сливки, сахар и возможно шоколад. Я рассовал все это по карманам, тронул колокольчик над дверью. По пустыми сводами громом раздался оглушительный звон. Длинная красная дорожка вела меня мимо устаревших афиш к дверям залов кинотеатра. Но огромные залы дышали холодом и темнотой, настолько живой и втягивающей в себя, пульсирующей, что я не решился входить. В темноте таились ряды одинаковых кресел и белые экраны.

Иногда я бежал по коридорам, наслаждаясь звуком собственных шагов. Подпрыгивал и касался ладонью табличек. Я срывал шапки с молчаливых манекенов, протягивающих мне пластмассовые руки. Я кружился среди столиков и диванчиков ресторанов. Я нашел мятный сироп и почти пустую бутылку бренди за барной стойкой, смешал их по капле в рюмке. Сквозь зеленовато-бурую спираль просвечивали острые ветки искусственных пальм.

Сашу я нашел в отделе среди пустых коробок и настолько дешевых курток, что их даже не стали забирать. Она смотрела на меня, а в зеркалах улыбалось ее отражение и, как и она мяло тонкие пушистый шарфик в пальцах. Саша кивнула, хотела спросить, что со мной, но я только приложил палец к губам. Подошел вплотную и почти прижал ее к зеркалу примерочной. Она смотрела на меня растерянно, но не испуганно, а я вдруг понял, что мы с ней почти одного роста, хотя мне всегда казалось, что я намного, но выше. Она никак не ответила на поцелуй, словно мои губы скользнули по безучастной маске. Я прижал ее к себе. Руки сами скользнули под ее кофту, заскользили по упругой теплой коже. Она никак не помогала мне, но и не отталкивала. Ее руки свободно висели вдоль тела, как у тряпичной куклы. Но глаза – они становились все больше. Она смотрела куда-то мимо меня через мое плечо.

– Что? – я обернулся.

– Там, – она указала на стеклянный атриум за тонким мостиком над этажами. – Там кто-то стоял. Он смотрел на нас.

Я пытался всмотреться в полумрак, царивший среди витрин и аллеи искусственных пальм, но не видел ничего даже отдаленно похожего на фигуру человека. Там не было и манекенов, которыми кишел верхний этаж.

– Ты это придумала да? – спросил я.

– А похоже? – Саша вытерла губы тыльной стороной ладони. – Там правда кто-то был. Мы не так уж далеко ушли от лагеря. Может нас ищут.

– Ладно, – я взял ее за руку и потащил к атриуму. Она слабо упиралась, пыталась вырвать руку, но шла за мной.

– Отпусти меня!

– Мы посмотрим кто там был. Только и всего.

В атриуме царил беспорядок. Опрокинутые стеллажи, обрывки рекламных плакатов. В пересохшем фонтане ворох упаковочной бумаги. Косые лучи падали сверху с прозрачного купола, над которым плыли редкие облака. В полосках света искрилась пыль.

Справа почти уцелевший отдел спортивных товаров, но закрытый на замок. За стеклом застыли тренажеры, спортивная обувь на полках, разноцветные гантели и велосипед. Рядом сиял открытками и обложками журналов сувенирный отдел.

– Эй, смотри! – я отпустил ее руку и бросился к книжкам в погнутых тонких обложках.

– Что сядем и будем читать?

Она сказала это с раздраженным вызовом, но я только улыбнулся и отмахнулся от нее.

– Посмотри сюда! Это издание Франца в мягком переплете. «Суета». Посмотри на обложку.

Саша фыркнула, выхватила книжку умен из рук, всмотрелась в яркий рисунок. Девушка на нем, нарисованная мелкими мазками, стояла у двери, ведущей в парк. Стояла в пол-оборота, словно раздумывая, выходить ли за прозрачную дверь в залитое солнцем буйство зелени. У нее было короткое каре, тонкая шея в белом воротнике, слегка прищуренные глаза…

– Это же ты – почти твоя копия, – сказал я, понял, что улыбаюсь во все лицо как обрадовавшийся новой игрушке ребенок. – Я увидел в магазине такую пару лет назад и сразу купил. Потом и начал Франца читать…

Я осекся. Последнее было лишним.

Саша покачала головой и вернула мне книжку.

– Ты никогда не прекратишь, да?

Я пожал плечами.

– Ладно. И правда похожа.

Я повертел книжку в руках.

– А знаешь, я тебе ее дарю. На память. Я ее даже куплю, – я порылся по карманам, но денег не обнаружил. – Ладно, в другой раз куплю. Зато тут есть упаковочная бумага.

– Не надо, – Саша смеялась, – не прячь мое милое личико.

– Хорошо. Тогда вот тебе подарок, – я снова вручил ей книжку, – а еще хочу угостить тебя. Пригласил бы в кино, но я там был – без электричества все совсем плохо.

Саша присела на край лавки. Она все еще вертела книжку в руках и улыбалась, покусывая губу.

– Вот! – я извлек из кармана узкую банку консервированных абрикосов. – Это сойдет, а извинения?

– Никита, – она засмеялась. – Это сойдет за завтрак. Какой же ты молодец! Где ты их вообще нашел?

– Да я тут как дома уже! – я обвел рукой атриум и этажи магазинов вокруг. – Я бы тут жить остался, если бы не холод и манекены.

– Тоже их не любишь?

– Терпеть не могу.

Саша пожала плечами и порылась в кармане куртки.

– А некоторые не просто куски пластмассы, а настоящие шедевры. Смотри что нашла в примерочной, – она извлекла из кармана отбитую руку молчаливого истукана, только прозрачную, словно из голубоватого стекла. – Их этого можно сделать отличный держатель для телефона.

– Дай.

Я повертел в руках холодный кусок стекла. Мастер действительно постарался – тонкая работа