Теперь уже колдун выглядел уставшим и обессиленным. Он смотрел на нас полными ненависти глазами, и в них по-прежнему читалась готовность идти до конца.

Широким движением Макс развел и соединил ладони, призвав всю мощь собственного света, а потом обрушил его на колдуна.

Луч почти плотного голубого света понесся через пещеру. Оказавшись внутри сияния, он обрел белое мерцание и устремился точно в цель.

Фаруш успел сформировать перед собой черную завесу, но его защита не сработала. Луч света прорвался сквозь черную пелену и ударил колдуна точно в голову.

Руфиус Фаруш покачнулся.

В следующее мгновение Колдун рухнул на колени, затем повалился на левый бок и замер.

В этот момент гигантское сияние в центре пещеры исчезло, не оставив ни единого следа, словно его никогда и не было.

Вокруг стало совсем тихо.

Максимилиан развернулся, притянул меня к себе и обнял так крепко, что я едва могла дышать. Даже в объятиях любимого я продолжала смотреть на скрюченное на полу пещеры тело Фаруша и не могла заставить себя отвести взгляд.

— Он мертв? — прошептала я.

Максимилиан ослабил хватку и обернулся на колдуна.

И вдруг Руфиус Фаруш застонал и, перебирая руками по полу, сел, озираясь по сторонам.

Я вскрикнула.

Максимилиан приготовился выпустить луч света, и тут тонким голоском Фаруш произнес:

— Дяденька, купите молока. Ну купите молока, что вам жалко, что ли⁈

Мы с Максом переглянулись и вновь уставились на колдуна.

А тот уже перевернулся и на четвереньках медленно и неуклюже пополз в сторону, но тут же ударился головой о стену пещеры, схватился за ушибленное место и противно захныкал.

— Что с ним? — тихо спросила я Максимилиана.

— С Фарушем случилось то, что он пытался сотворить с другими, — медленно ответил Макс. — Его сознание разрушено, теперь он словно маленький ребенок.

Я взглянула на то, как черный колдун пытается засунуть за щеку большой камень, точно это был сахарный леденец, и скривилась.

— Он будет таким, пока остается во сне?

— О нет! — Максимилиан усмехнулся. — Таким он останется и после пробуждения в реальном мире, где бы он сейчас не скрывался.

— Ужас, — прошептала я.

— Полагаю, Фаруш получил то, что заслужил, — пожал плечами Максимилиан. — Больше он никому не причинит вреда.

Я согласно кивнула и прижалась к любимому мужчине.

— Спасибо, что остался со мной, — прошептала я, уткнувшись носом ему в шею.

Максимилиан нежно приподнял мое лицо и заглянул в глаза.

Я смотрела в глаза медового цвета и чувствовала, что снова растворяюсь. Только на этот раз совсем не в пустоте — между нами был целый мир, который нам двоим еще предстояло познать.

Я увидела, как губы Макса приоткрылись и он беззвучно прошептал:

— Я люблю тебя.

В груди стало жарко, а сердце забилось чаще.

— Я люблю тебя, — ответила я.

Подхватив меня на руки, Максимилиан коснулся моих губ своими:

— Пора домой, — прошептал он.

И мы проснулись.

Глава 50

Всей компанией мы ввалились в гостевой дом матушки Бульк, продолжая смеяться и громко переговариваться, словно по-прежнему находились среди толпы горожан на главной площади Бергтауна.

— Как же у меня гудят ноги, — пожаловалась Ева, упав на ближайший стул.

Курт в ту же секунду оказался у ног сестры, причем и в прямом, и в переносном смысле:

— Если хочешь, я могу их размять, — с готовностью предложил он.

— Даже не знаю, — томно проговорила Ева, но тут же вытянула вперед обе ножки.

Лусия и Вуна рассмеялись.

— Быстро же она тебя приручила, дорогой, — покачала головой матушка Бульк.

Мы с Максом переглянулись, но от комментариев воздержались. В общем-то это было даже мило. Другой вопрос, что такие вещи, возможно, стоит оставлять для закрытых дверей спальни.

Почувствовав повышенное внимание, Курт перестал массировать Еве ноги и с тревогой обвел всех глазами:

— Я делаю что-то не то?

— Ты все делаешь правильно, — весомо произнесла Ева, не забыв пихнуть его пальчиками ноги, требуя продолжения. — И лучше спрашивай об этом свою будущую жену, а не посторонних, — Ева сделала самое невинное выражение лица и улыбнулась Лусии. — Ничего личного, матушка Бульк, но вы же понимаете.

— Не переживай, Ева, я прекрасно понимаю, кто в вашей семье будет главным, — нисколько не обидевшись, парировала Лусия.

Она хлопнула в ладоши и громко поинтересовалась:

— А кто хочет горячего травяного чаю и яблочного пирога?

От такого угощения никто отказываться не собирался. Осень только вступала в свои права, но в предгорье уже было прохладно, и после полутора часов, проведенных на площади, ароматный горячий напиток был скорее необходимостью, чем угощением.

Ева наконец позволила Курту сесть на стул, я устроилась около сестры, рядом со мной опустился Максимилиан, а на другой стороне стола разместились Софи, Вуна и Лусия, которая то и дело вскакивала с места, чтобы поставить на стол очередное лакомство.

— И все-таки я до конца не могу поверить в то, что увидела собственными глазами, — щебетала матушка Бульк, водружая на стол большое блюдо с пирогом. — Чтобы Роберт фон Грин принес официальные извинения, да еще на глазах всего города — такого за несколько десятков лет, что я тут живу, еще не было ни разу!

Я улыбнулась, вспоминая только что закончившуюся церемонию, на которой Городской совет в лице господина фон Грина официально признал неправоту в отношении плетельщиц снов и разрешил вернуться в Бергтаун всем изгнанницам, пообещав солидную компенсацию за причиненный ущерб.

— Возможно, этот Роберт фон Грин не так уж плох, — задумчиво произнесла матушка Вуна. — Мне понравился его широкий жест в отношении Мии и Максимилиана.

— О да! — подхватила Лусия. — Это так трогательно — выдать нашей Мии пожизненное разрешение на работу лавки снов.

— Вообще-то он сделал нас с Максом почетными горожанами Бергтауна.

Я провела рукой по знаку почетного гражданина, украшающего лиф нового платья. Такой же значок украшал пиджак Максимилиана. Теперь, когда Макс ушел с королевской службы и принял решение осесть в Бергтауне, подобное обстоятельство будет совсем не лишним.

Впрочем, подобное внимание может быть для Максимилиана лишним. На церемонии я слышала, как Соломон Торн уже