Натана, лежащего на койке. В районе его живота был скомканный окровавленный пиджак, который он придерживал руками. Я обнял Надю, пытаясь согреть и успокоить, и самостоятельно успокаиваясь от осознания ее близости.
К счастью, вскоре прибежал ожидавший на улице лекарь и принялся проводить диагностику Натану.
— Ну, что там? — не выдержал я.
— Ничего не понимаю, я пытаюсь лечить, но моя энергия будто проходит мимо, — растерянно пробормотал штатный лекарь.
— Это из-за кандалов, — закашлявшись, прохрипел пришедший в себя Натан и посмотрел на меня больными глазами. — Древний запрещенный артефакт рабства, он не позволяет рабу применять магию без дозволения, причиняет боль при попытке неповиновения и не позволяет никому, кроме хозяина, применять к рабу какую-либо магию. Я даже размышлял, сидя здесь, что, если разобраться в устройстве этого артефакта, можно было бы создать отличный щит, — усмехнулся он, но тут же закашлялся, кривясь от боли.
— Как снять эту дрянь? Есть ключ? — спросил напряженно.
— Он снимается кровью и магией наложившего, — устало прикрыл глаза Натан.
Выслушав его объяснения, лекарь, ругнувшись, принялся пытаться оказать ему помощь безмагическими способами: напоил эликсиром, срезал одежду, облил последовательно несколькими зельями и начал накладывать нормальную повязку.
— Как он? — спросил я у лекаря.
— Какое-то время продержится, но нужно как можно скорее снять с него эту дрянь. Я постараюсь стабилизировать его состояние, но... — он покачал головой.
— Сколько времени у нас есть?
Лекарь растерянно покачал головой:
— Часа три-четыре.
— Мы должны срочно найти эту стерву. И вызовите какого-нибудь знатока по артефактам, может, кто-то знает, как избавиться от рабских кандалов без владельца?
Мои подчиненные засуетились, принесли носилки и уложили на них постанывающего от движений Натана, который постоянно то проваливался в забытье, то выныривал обратно от боли, а я пока отошел с Надеждой в сторону:
— Что именно случилось? Что ты помнишь?
Из ее глаз немедленно потекли слезы:
— Эта женщина... Памела, она выглядела, как сумасшедшая! — забормотала она, путаясь в словах. — Она будто разговаривала с тем, кого никто не видел. Мистер Лурен сказал, что в ее кинжале демон, которым она одержима. Она говорила, что хочет убить меня, чтобы выпустить этого Фархука... этого демона на свободу. Для этого она хотела меня убить... или украсть метку... я не поняла. Но она накинулась на меня с кинжалом! Она была уверена, что я благословлена Улессией и хотела украсть эту силу. Я так понимаю, именно этим она и занималась, когда воровала метки. Вроде как демон обещал ей за это вернуть ее собственную метку. Натан попытался защитить меня, но был слишком слаб. Наверное, из-за кандалов, он пытался сопротивляться — и застонал от боли... это было ужасно! Они дрались, и... я не знаю, как так вышло, что она его поранила. А потом будто сама обезумела. Сперва выбросила кинжал, пыталась зажать его рану, а потом стала кричать: «нет-нет-нет... но Фархук сможет все исправить, сможет вылечить Натана!» И, схватив кинжал, убежала, кажется, даже обо мне забыла в этом приступе безумия.
— Но она же хотела убить тебя, почему остановилась, если Натан уже не был у нее на пути? — удивился я.
— А ты хотел бы, чтобы она довершила начатое?! — возмутилась Надежда, но потом передумала и уткнулась лицом мне в плечо, обняла за талию. — Не знаю. Наверное, она совсем обезумела из-за того, что убила своего истинного.
— Чуть не убила, — поправил я.
— Да... да, конечно...
Я растерянно смотрел на Надежду, пытаясь осознать, что означает ее странный рассказ. Если раньше Памела скрывалась и осторожничала, то теперь от нее можно всего ожидать.
Я немедленно отправил прошение к своему начальнику усилить патрули и искать женщину, похожую по описанию. Она стала еще опаснее, чем прежде. Надежда смогла точно указать цвет и модель одежды, в которой была Памела. Вряд ли безумная додумалась переодеться, тем более, что этого наряда в единственной жилой комнате в доме найдено не было. К тому же, на ее одежде могли остаться следы крови, но, к сожалению, на темно-синем платье их должно быть не слишком хорошо видно.
Глава 122
Стивен
— Что же Памела будет делать? — задумчиво произнесла Надежда, когда мы, наконец, покинули дом профессора Цимера. Она успела помыть руки от крови Натана и немного привести себя в порядок в гостевой ванной, я дал ей свой пиджак, чтобы прикрыть пятна на блузке. — Если бы она начала нападать на людей на улицах, об этом давно стало бы известно, началась бы паника.
— Но чтобы воровать метки, ей нужно еще знать их точное расположение, для этого она и привлекала «заказчиц», — напомнил я.
— Ей нужна сила благословения Улессии — что это может значить? Есть ли какой-то более сильный источник благословения, чем метки жителей этого мира?
— Благословение Улессии? — неожиданно откликнулся на наш разговор проходивший мимо Джонс. — Вы про празднование схождения благости?
— Что? — я был не слишком религиозен и не знал таких подробностей.
— Ритуал схождения благости в центральном храме. Этот праздник проводят каждый год в каждом из храмов, но в совершенно непредсказуемый день и без предупреждения. Выносят главные реликвии храма, обычно скрытые от посетителей: чашу благословения, в которой сама собой набирается из ниоткуда благословенная вода, ее поток не заканчивается, пока из чаши не изопьют все посетители храма. Говорят, самая древняя чаша — в центральном храме, ее сила способна направить к истинному и расчистить дорогу судьбы. И сегодня в утренней газете, как ни удивительно, об этом событии вышла заметка, хотя обычно все происходит неожиданно, кому посчастливилось прийти — тот и успел. Но вчера у главной жрицы храма было видение прямо во время службы, что нужно провести ритуал сегодня. Если речь об этом...
Мы с Надеждой переглянулись:
— Раньше Памела скрывалась и не решилась бы пронести кинжал в храм, но теперь она в отчаянье и может наплевать на свою дальнейшую судьбу, — произнес я.
— Или она понадеется, что после освобождения демон исправит и это тоже: спасет Натана, вернет ей метку и заодно защитит ото всех обвинений, — добавила Надежда, хмурясь. — Мы должны прибыть в храм раньше, чем она.
— Мы? — удивился я. — Нет, там не место гражданским...
— Но я лучше всего знаю