— А если бы они еще и ворожили, лечили, были бы уродинами с длинными кривыми носами, вы бы их непременно линчевали, — голос Валдиса звучал печально. — Просто не верится, что в наши дни может существовать такое махровое суеверие.

Самое удивительное, что ожидаемого эффекта не получилось. Захмелевший сосед Алекса вонзился в лицо Валдиса своими серыми в крапинку глазами, словно пытаясь уяснить для себя нечто важное. Остальные отвернулись, пытаясь скрыть чувство неловкости. Никто не выразил одобрения его словам, даже кивком головы не подтвердил своего согласия. С ужасом Валдис вдруг понял, что сделал ошибку. Люди — эта разнородная масса, эта толпа свадебных гостей — в одном были на редкость единодушны: они охотней воспринимали туманные, неясные утверждения, чем четкие ясные истины. Это была мягкая бесформенная масса, не способная подняться до логичного мышления. В поисках спасения он обернулся к доктору. Но и у того вид был не очень уверенный. Отвернулся и подпивший — отвернулся, чтобы шепнуть на ухо Алексу слова так громко, что их услышало большинство присутствующих:

— Этот молодец, должно быть, самый настоящий ведьмак. По запаху чувствуется.

Крестьянин выдал это за шутку, но никто не засмеялся. Вновь перевесили сомнения, которые после слов доктора, казалось, попрятались, укрылись в щелях пола и окон.

Екаб пропустил бороду через кулак, потер лоб и произнес:

— Я должен присоединиться к Роланду: знай я, что сегодня придется выступать на коллоквиуме, постарался бы поменьше принять этого чертова зелья. — Он поднял рюмку. — Поэтому. Постой, что же я хотел сказать? А! Отвечу вам обоим: Валдису и Роланду. Вы пытаетесь моим уважаемым соседям, вернее соседям моего отца, — он наклонил голову в сторону Алекса и Уллука, — присвоить почетное звание невежд, обвинить в суеверии. Пользуетесь сильными выражениями. Якобы отстаиваете неопровержимые, святые научные истины. А пока в моей голове (конечно, хмельной голове) родилась вот какая мысль: а что если мы в наших ученых спорах следовали не менее опасному предрассудку? Предположив, например, что вера в колдовство, в противовес многочисленным доказательствам, в любом случае является ложной. Ведь мы таким образом поддерживаем то, что ученый никоим образом поддерживать не должен, а именно, неприкосновенность допущения. Вера в так называемый здравый смысл, наперекор расплывчатым, противоречивым фактам, тоже может быть своеобразным научным предрассудком, не менее опасным, чем суеверие крестьян. Ведь свои предрассудки заметить сложнее. Может быть, папаша Уллук и его сторонники видят наши слабые места и нас не понимают, так же как мы не понимаем их. Уллук верно сказал — факты, которые противоречат здравому смыслу, можно игнорировать только до определенного предела, за которым их необходимо учитывать, даже если они отпугивают нас тем, что подтверждают самые невежественные и неприемлемые нами взгляды… И еще хочу добавить, что соседи моего отца с достоинством отражали атаки ученых — завзятых спорщиков, но и вы, в свою очередь, сумели им, настоящим деревенским львам, отвечать с достоинством. Вот за это и поднимем бокалы!

— О! Да он прекрасный хозяин дома! — воскликнула жена биолога.

— Хитер как дьявол, — добавил ее муж.

— Да здравствует молодой муж!

— Да здравствует молодая пара! — зазвучали голоса.

— Да здравствует наука! — произнес Уллук.

Валдису очень хотелось крикнуть: «Да здравствуют ведьмы!», но он, безусловно, этого не сделал. Слишком противоречивые мысли теснились в его голове, слишком много свалилось на него впечатлений.

Хозяйки, которые в конце дискуссии присоединились к слушателям, торопились вновь накрыть столы. Гости вышли в соседнюю комнату, где музыканты уже приступали к своим обязанностям.

Венда так и не появилась.

Прошел час, приближался полдень. Во второй комнате танцевали. Кое-кто решил пройтись до речки. Небо, с утра ясное, чистое, постепенно затягивалось облаками.

Чем дольше Валдис ждал, тем чаще вспоминал милый облик, робкие движения, печально опущенные уголки рта.

Он и не заметил, что те, с кем он только что спорил, от которых так яростно защищал Венду, стали его сторониться.

ИСПОВЕДЬ

Валдис наблюдал за тропинкой, по которой сегодня на рассвете Венда ушла домой. Поглядывал и размышлял, не пойти ли ей навстречу, не дойти ли до самого ее дома, притулившегося на северной стороне холма. Зимой, очевидно, солнце прячется за холмом, да и летом здесь царит сырость — ведь северный склон холма солнце освещает намного слабее. Дом, без сомнения, стоит в не очень благоприятном для здоровья месте. Может быть, этим и объясняются болезни мужей. Первый владелец этого дома Репниек был слабогрудым еще в молодости, до женитьбы, до знакомства с Сакрис-тиной. Все заболевшие мужья жили в этом домишке. Может быть, под этим домом водяная жила, которая, по китайским поверьям, и могла быть причиной болезни и смерти. Валдис так увлекся своими рассуждениями, что забыл, где находится.

Неожиданно из-за угла сарая появилась Венда. Странная, незнакомая, похожая на школьницу, с букетом полевых цветов в руке. Она так изменилась, что Валдис самому себе удивился, что узнал ее. Он стоял и ждал, когда она посмотрит на него, чтобы поздороваться, прикоснуться, как не раз представлял в воображении, но она прошла мимо.

Валдис поспешил за Вендой. Но внезапно остановился. До него долетели слова: «Смотри, за ведьмой погнался!» Он огляделся, чтобы убедиться, не следит ли кто за ним. Две девчушки возле колодца черпали кружкой воду из ведра и пили. На травке развалились трое мужчин, среди них и Уллук, но никто из них не смотрел в его сторону. Валдис зашагал дальше. В большой комнате во главе стола сидела молодая пара. Инга держала в руках букетик полевых цветов, который несла Венда. Казалось, молодая жена смущена гораздо больше, чем полагалось бы, принимая такой приятный знак внимания.

Венда сидела за столом рядом с женой Уллука. Чуть дальше два места были не заняты.

— Здравствуй, Венда, — поздоровался Валдис. У него было такое чувство, что язык во рту еле ворочается.

— Здравствуй, — ответила ведьма, так и не взглянув на него.

«Почему она меня не выручит? — мелькнула невеселая мысль. — Может быть, я ей просто больше не нужен?»

— Я ждал, — сказал Валдис. Хотел было сказать «тебя», но побоялся. Может быть, Венде не понравится такая фамильярность? Он был далеко не донжуан, но, как закоренелый холостяк, был знаком не с одной женщиной — без особого трепета сблизился с актрисой, потом с кандидатом наук. И тут вдруг ему встретилась эта проклятая, заколдованная, несчастная Венда, и у него перехватывало дыхание, взмокали руки, он боялся поступить нетактично.

— Мама меня не отпускала, — спустя некоторое время сказала она тихо.

«Ну, Валла, старая чертовка», — мелькнула мысль. Валдис подавил вздох, мысленно