— Овербукинг! — неуверенно повторил регистратор.

— Какой овербукинг, если вы мне одному выдали два места? — изумился я. — Если вы все время так делаете, у вас полсамолета на земле останется.

Тут я прислушался к жужжанию голосов вокруг и понял, что на соседней стойке разыгрывается такая же сцена. Только там у женщины, путешествующей в одиночестве, два места, а мужчины — ни одного.

Я пристально посмотрел на регистратора, он немедленно уткнулся в свою машинку, на что-то понажимал и выдал новый талон. И торжественно протянул его женщине.

— Елизавета «Лиса» Декстер! Ваше место 16А и 16B. Проходите! — ударение он сделал на первый слог. И это было красиво.

— Подождите-подождите! — захохотал я. — Вы просто передали ей два моих места? Лиса, вам нужно было два места?

— Да нет же, — рассердилась женщина. — Одно!

— Но теперь у вас два, а у меня ни одного, — улыбнулся я и повернулся к регистратору, — так и было задумано?

Тот покраснел как свекла:

— Но вы же сами хотели отдать свое место пассажирке?

— Нет, не хотел, я собирался расстаться с лишним. А свое оставить себе.

— Так не получится! — сурово объявил служащий.

— Почему? — хором спросили мы с Лисой.

— Не знаю, — стих регистратор. — Уже неделю не получается.

— И что? — тотально охренел я. — Вы отправляете наполовину пустой самолет?

— Да… — прошептал регистратор.

— А сброшенных сажаете на следующий борт? — уточнил я.

— Ну примерно, — признал он. — Или не сажаем, некоторые морем потом добираются.

У меня мелькнула мысль нарушить запрет, надеть очки и посмотреть, что у них тут слиплось, но я подумал, что могу не справиться. Никакого опыта с базами у меня не было, поэтому я вернулся к социальной инженерии.

— А разве вас начальство не наказывает за такой перфоманс? — ласково спросил я.

— Наказывает. Но это будет только завтра.

— А давайте вы вызовете его прямо сейчас. И тогда вас никто не накажет, — предложил я.

— Лучше пусть накажет. Это ведь будет завтра.

— Не, не лучше, — не согласился я. — Самолет на восемьдесят человек. Нас легко можно разместить в ручном режиме.

— Как это? — удивился служащий.

— А вот смотрите, — взял его ручку я. На своем квитке зачеркнул место 16A, а на Лисином — 16B. — Вот у нас получилось разделить два места. Причем у каждого теперь свой билет.

— Но их не примет автомат! — в ужасе воскликнул служащий, — тот, на выходе.

— А у него есть красная кнопка — для ручного контроля.

Я очень надеялся, что такая кнопка есть.

— Зеленая! Но это же какая ответственность! — возопил служащий.

Ага, зеленая, неважно.

— Это инициатива и потенциально повышение. Вы лично предотвратили убытки.

Служащий все еще колебался.

— А иначе я жалобу на вас напишу. Персональную, — пообещал я, запоминая имя на бейджике: Равиндра Кумар.

У государственных служащих и военных ник являлся закрытой информацией, в отличие от нас, и во внешней коммуникации использовались только имя и фамилия. Зато узнать их было легко. У нас же было ровно наоборот.

Служащий заметил направление моего взгляда и заметался:

— Я не могу принять такое решение в одиночестве!

— И не надо, — взбодрил я его. — Вызовите начальство.

Следующие полчаса мы ждали начальство. За это время все желающие лететь прошли первичный досмотр и скопились перед стойкой регистрации. От нечего делать я их посчитал: нас было восемьдесят человек, считая тех, кто регистрацию уже прошел. Вероятно, с такими же двойными местами на талоне. Весь коллектив должен был прекрасно поместиться.

Начальством оказалась рыжая фурия в форменной юбке и в кителе поверх мокрого купальника. Видимо, ее выдернули прямо с пляжа в законный выходной, и она начала орать сразу на входе.

Ее появление оказало животворящее воздействие на служащих — они забегали и засуетились. Равиндра метнулся к начальству, размахивая моим талоном и ручкой. Фурия милостиво кивнула, давая добро на ручную коррекцию, и Равиндра с важным видом вернулся к товарищам, чтобы показать, как разделить места между пассажирами. Всех, кто уже прошел регистрацию, вернули к стойкам и переоформили. Конечно, пришлось повозиться с теми, кто непременно хотел сидеть рядом. Тем не менее разобрались. Так что через час нас всех запихнули в самолет, и он пошел на взлет.

Первые полчаса полета Лиса рассыпалась в благодарностях мне за то, что поделился местом. Поделился местом, ха! Я даже устал ее слушать, думал, она никогда не остановится, но в конце концов нам принесли воду, и она успокоилась. Стихли и дети на задних рядах. Сейчас еду принесут, и все окончательно переключатся на насущные проблемы — почему невкусно, почему так мало и когда принесут еще?

Честно говоря, в путешествиях всегда невкусно. С тех пор, как ради биобезопасности был принят общемировой стандарт максимально стерильной еды, везде подавали только ее. И в междугородних мобилях тоже. Иногда производитель делал попытки как-то ее разнообразить и добавлял вкусовые акценты. Получалось еще хуже. Мне однажды попался вариант креветок с клубникой. Ну такое. Я-то могу долго не есть, поэтому я поглядел на это и не стал, а вот Тиля, который тогда увязался со мной навестить деда, до конца поездки рвало. Поэтому, если уж есть искусственное, то самый нейтральный вариант. К счастью, его и принесли.

Я развернул упаковку, съел один кубик и отложил остальное. Не очень-то я и голодный, а в Осаке, наверное, будет настоящая еда. Ну если не будет, ничего страшного, на следующем броске нам еще одну такую же упаковку дадут.

Через проход от нас летел толстый мальчик с мамой, которому не разрешили взять свою еду в самолет, и сосредоточенно изучал пищевой экзерсис воздушного монополиста.

— Ты же обещал, что будешь есть самолетную еду, — шипела неугомонная мама.

Мальчик метнул на нее сердитый взгляд.

— Буду. Возможно. Но сначала посмотрю. Я должен знать, что я ем.

Мама тяжело вздохнула. Мальчик достал карманный анализатор, подключил его к планшету, вставил в анализатор кубик и стал внимательно рассматривать показания. Вот прикол! А чего ж я никогда не задавался вопросом, как это сделано? Надо будет спросить его, чего он там увидел.

Судя по всему, результаты мальчика устроили, поэтому он осторожно