Неожиданно удары прекратились, как и оскорбления. А подняв взгляд я увидела, что маг буквально повис на длинных ледяных когтях, что прошли насквозь через его грудину. Он захлебывался собственной кровью, но совсем недолго — Громова задела и его сердце…

Смотритель рухнул рядом со мной на землю как мешок картошки, едва она вытащила свои когти. А я никак не могла оторвать глаз от мертвого смотрителя. Он был врагом, избил и изранил меня, но убить… Она совсем с ума сошла!

И тут прогремел взрыв.

Небольшие ледяные осколки долетели даже до нас! А на том месте, где был кокон, осторожно выпрямлялась Катя. Одному из лучников пробило голову и нашпинговало ледяными осколками тело так, что вне всяких сомнений он последовал за своим командиром в мир иной…

Другой же лучник валялся на траве, ошарашенно озираясь вокруг, пока взгляд не остановился на осколке, глубоко застрявшем в его собственной ноге. И тогда он истошно завопил на всю округу!

Оля двинулась было к нему, когда среагировала на движение: последний смотритель был еще на ногах. Воздушник сумел избежать взрыва, и, несмотря на травмы после моего удара, все еще мог использовать магию, что делала его быстрым и почти неуловимым.

Вот только Громова уже дралась со мной и к бою готовилась, а потому знает, как противостоять противнику, способному столь быстро перемещаться…

Лишь для виду бросив несколько копий в воздушника, она позволила ему самому напасть. Мужчина горел желанием отомстить за своих товарищей. Но именно это и делало его уязвимым. Громовой не нужно было за ним поспевать — она уже и так знала, где он вскоре окажется. И этого было достаточно.

Как только он приблизился вплотную, уклонившись от всех копий и собираясь нанести удар, Громова мгновенно ощетинилась большими ледяными шипами во все стороны. Точь в точь, как во время нашей дуэли!

Тогда меня предупредил Симон, а вот смотрителю никто уже не поможет… Он оказался насажен сразу на несколько шипов, практически повторив судьбу своего командира. А я вновь смотрела, как человек умирает на прямо на моих глазах. Так же нельзя! Она больная!

Громова убрала шипы и переступила через своего недавнего противника, направляясь к последнему смотрителю, который все еще истошно вопил. Но, заметив ее приближение, резко перестал и принялся умолять пощадить его…

— Пожалуйста, не надо! Я ведь ничего не сделал, только выполнял приказы! Мне всего девятнадцать, пощадите! Позвольте вернуться к матери! Она больна, и без меня ей совсем некому помочь! Умоляю!..

Парень рыдал в голос и давил на жалость, Громова надвигалась на него медленно и неотвратимо, а Катя зажимала ладошкой рот, с ужасом оглядывая кровавое побоище, устроенное той, кого девочка еще недавно защищала и выгораживала…

Я наконец смогла вытащить из раны обломок стрелы с цинтиевым наконечником и отбросила его от себя подальше.

— Не смей! Оставь его, слышишь?

Громова меня игнорировала. Она уже подошла к парню, который корчился на земле и создала в руке ледяное копье…

— СТОЙ!

Подняться на ноги я так и не смогла: слишком серьезная оказалась рана на бедре. И крови потеряла немало — во всем теле жуткая слабость. Но творить Громовой беспредел и дальше, я не позволю.

— С какой стати? — Оля все же ответила. Однако голос был далек от того спокойного и холодного, который я ожидала услышать после всех ее действий. Ей самой было страшно, но она очень старалась это скрыть…

— Он уже не опасен! Просто уйдем!

— И что по-твоему будет потом, когда его найдут остальные смотрители? А?

— Мы будем уже далеко!

— Дура ты! Не удивлюсь если сюда уже и так спешит их подмога. А даже если и нет, то с тобой мы теперь точно далеко не уйдем!

Она была права… Но это не повод становиться становиться хладнокровными убийцами! Хотя, она УЖЕ стала. А может, вообще была ей всегда, под стать своим остальным своим родственничкам…

— Какого черта ты натворила⁈ Думаешь, Симон тебя простит после подобного?

— Он сам сказал убедиться, что нас никто не видел! Никаких свидетелей! А это кто по-твоему?

— Я ничего про вас не скажу, клянусь! Никому! — парень весь сжался, как только вновь оказался в центре внимания.

— Ага, щас… — Громова вновь повернулась ко мне. — Он видел нас! И запоет как миленький. К тому же, смотрители чуть ли не единственные кто вообще не имеет права отказаться свидетельствовать под артефактом истины. А его уж точно будут спрашивать, что тут произошло!

— Должен быть другой выход! И мы ведь уйдем из граничной зоны…

— Да чем ты вообще слушала? Тебя по одному описанию могут вычислить и тогда добавят в общую базу преступников. Этого ты для себя хочешь? И для нее тоже? — Громова указала рукой на Катю. — С меня довольно твоей наивности, отвали!

Громова вновь повернулась к умоляющему о пощаде пареньку и занесла над ним ледяное копье.

Но едва она попыталась осуществить задуманное, как я метнула прямо ей в спину огненный сгусток.

— Ай! Ах ты…

— Симон меня назначил старшей! Слушайся или проваливай отсюда, понятно тебе⁈ И не смей трогать пленника…

Ответ Громовой я уже не услышала. Неожиданно на меня накатило очень сильное беспокойство, исходящее от Симона. Стоило о нем только заговорить, как мысли сами обратились к нему.

А беспокоился он о нас… Наверняка заметил, что мне очень плохо, и из-за этого всполошился. Но ему и самому ведь не сладко приходится… Черт! Опять я лишь создаю для него проблемы…

Я сосредоточилась мыслями на Симоне и изо всех сил постаралась передать одно единственное слово: «Отбились!». Пусть знает, что как бы там ни было, но в итоге мы справились.

Громова нехотя, но все же поумерила свой пыл, хоть и продолжала пытаться меня убедить. Но спорить у меня уже не было сил. Слабость в теле, всюду моя собственная кровь… И в этот раз Светлана Владимировна мне не сможет помочь.

— Ань, держись! Я Сейчас перевяжу раны, ты только держись! — Катя подбежала ко мне, чтобы помочь. Однако ее голос заметно дрожал: видимо, выгляжу я еще хуже, чем чувствую себя.

Даже Громова заткнулась. От пленника она не отходила, но посматривала в нашу сторону с видимым беспокойством.

— Не волнуйся, я справлюсь сама. Я теперь могу исцелить любую рану, сейчас сама увидишь!

Хватит мне быть обузой для всех вокруг. Подставилась по собственной глупости — так хотя бы сама и исправлю свою ошибку. Благо