Семья Хуто заложила еще оставшееся в ее распоряжении имущество и наняла в качестве защитников самых дорогих платных ораторов. Большая часть братьев и сестер, родных, двоюродных и троюродных, злилась на Тифана за то, что он поступился интересами клана ради личной выгоды, но единственным способом избежать конфискации всего имущества торговой империи Хуто в пользу трона было оправдать Тифана по самым тяжким пунктам обвинения, сколь бы тщетной ни казалась эта попытка.

Защитники сказали, что лучшей линией поведения для Тифана будет признать вину по менее тяжким пунктам и отдаться на милость правосудия. Но он решительно отверг этот их совет, так как знал, что на помилование ему все равно рассчитывать не приходится. Обвинения в государственной измене выдвигались чрезвычайно редко, и трон никогда не прибегал к ним, если не рассматривал в качестве наказания смертную казнь. А уж после того, что он натворил…

Преодолевая ужас, Тифан заставил свой изворотливый ум сосредоточиться, решая задачу, как выжить: надо было измыслить план, граничащий с чудом.

И внезапно сообразил, что линия обвинения строится исключительно на косвенных уликах. Он расплачивался золотыми слитками с клеймом, через которое можно отследить связь с флотом, отвозившим дань на Руи; многие взаимодействовавшие с ним пираты были пойманы с костяным оружием, изготовленным мастерами льуку; спасенные жертвы передавали судьям подслушанные ими разговоры, где звучали прозрачные намеки на то, что им предназначалось стать рабами у льуку.

Но Тифан цеплялся за надежду, что у трона нет прямых доказательств. В результате рейдов против пиратов не был захвачен ни один из вожаков, который бы контактировал непосредственно с Хуто, только их подручные, мелкие сошки. Тифан предусмотрительно вел дела с «партнерами» только через посредников и не оставлял письменных следов. Более того, даже его собственные подчиненные никогда не слышали, чтобы он прямо и открыто говорил о похищении опытных ремесленников для льуку: Тифан предусмотрительно настаивал на использовании шифра.

Обвинению предстояло доказывать, что Хуто знал – или должен был знать – о том, что похищаемых механиков и инженеров продавали льуку. Именно благодаря данному обстоятельству его и собирались обвинить в государственной измене, все остальное бледнело по сравнению с этим. Пока нет прямых улик, доказывающих состав преступления, ему предъявить нечего.

«Отрицайте! Упорно отрицайте все, что только можно!» – наставлял Тифан своих защитников.

Но те возразили в ответ, что трон намерен привлечь других свидетелей – «предусмотрительных», показания которых будут оглашены на закрытом процессе. Очевидно, «предусмотрительные» располагают секретной информацией о планах льуку и способны доказать, что Тифан Хуто действовал как вражеский агент. У него есть лишь единственный шанс получить снисхождение, продолжали защитники. Придется полностью во всем признаться, что даст «предусмотрительным» дополнительные сведения.

«Ну уж нет! – решил он. – Ни за что и никогда!»

Холодный пот струился у Тифана по спине, он всю ночь пролежал без сна. Раз в деле замешаны «предусмотрительные», наказание наверняка будет суровым. С другой стороны, если сказать всю правду, это только усугубит ситуацию. Никто не сможет договориться с «предусмотрительными» и выйти сухим из воды, даже такой гений предпринимательства, как Тифан Хуто.

И вот на следующее утро, когда его привели в суд для встречи с новыми свидетелями, Тифан приготовился обделаться во второй раз, чтобы получить отсрочку еще на час. Но вот незадача: будучи весь на нервах, он накануне ничего не ел и не пил, а потому не смог запастись «боеприпасами», необходимыми для этой тактики крайних мер.

Ужас и сожаление так затуманили ум Тифана, пока он стоял на коленях перед скамьей суда, что до него не сразу дошел смысл слов верховного судьи. А тот держал в руках свиток, оглашая то, что было там написано.

– «…Личное вмешательство императрицы Джиа… „Предусмотрительные“ не будут свидетельствовать… Мы расцениваем поступки ответчика как в высшей степени возмутительные и злонамеренные… За недостаточностью улик обвинение в государственной измене признано ошибочным и отозвано… Виновен по всем другим пунктам… Императрица Джиа просит проявить милосердие… посему назначается штраф вместо…»

Хуто стоял на коленях, совершенно ошеломленный, и медленно переваривал услышанное. Его план сработал. Игра «предусмотрительных» оказалась блефом. Насколько Тифан мог предположить, они либо знали на самом деле не так много, как заявляли, либо же не хотели раскрывать степень своего знакомства с планами льуку, даже свидетельствуя на закрытом процессе. Ну а поскольку обвинение в государственной измене провалилось, секретарь Кидосу, желая сохранить лицо, наверняка попросила императрицу вмешаться и подписать приговор, который будет расценен как помилование. Определенно, клану Хуто придется раскошелиться, поскольку штраф предусматривал выплату компенсации пострадавшим. Такой удар явно сместит их семейство с верхних позиций среди торговых домов Волчьей Лапы. Но по сравнению с тем, какой оборот все это могло принять…

– Радуйтесь, что этот процесс происходит не во время Принципата и не в правление Четырех Безмятежных Морей, – увещевали Тифана адвокаты. Они выглядели при этом такими довольными, будто своим избавлением он обязан был их бесполезной болтовне, а не собственной мудрой стратегии отрицания и затягивания, воплощенной им самим в жизнь с безупречной выдержкой и твердостью бывалого человека. Тифан велел им немедленно убираться с глаз долой.

Но в одном он был согласен с защитниками: ему повезло. В свое время Куни Гару упразднил платных адвокатов, упростил уголовный кодекс и дал «предусмотрительным» все полномочия вести расследования и приговаривать к казни предателей. При такой системе Тифан не продержался бы и дня. Хвала Тацзу, что после смерти императора Рагина императрица Джиа и премьер-министр Кого Йелу не только вернули институт защитников, но и развели бюрократию, разработав сложные правила предоставления свидетельств и сбора улик. Да, эта система была призвана не позволить покарать невиновных, однако Тифан был чрезвычайно рад, что она предоставила ему возможность отыскать лазейку на свободу.

– Принесите мне бокал освежающего напитка из кислых слив со льдом! – распорядился Тифан и передвинулся на постели на более прохладное место.

Когда он вернулся в Тоадзу, донельзя рассерженные старейшины клана три дня и три ночи напролет ругали и поучали его, пока он стоял на коленях перед траурными табличками предков рода Хуто. Все, что уцелело от созданной Тифаном торговой империи, у него отобрали и распределили между робкими и нерешительными братьями