— Эх. Проклятая война. — он пожимает плечами, отступает и собирает свою одежду, раскиданную по полу: — ужасная штука. Я даже не могу обнять любимую женщину.

— У тебя в каждом кабаке любимая женщина, кобель.

— Неправда. — Мессер натягивает свой камзол и привешивает сбоку меч: — например в том кабаке через дорогу пока нет. Досадное упущение. Как только он откроется после осады — обязательно нужно туда зайти. Исправить оплошность.

— Ступай уже. Береги мой город. — она толкает его в плечо.

* * *

Элеонора вышла из башни, прикрыв за собой тяжёлую дубовую дверь. Утренний воздух был свеж и холоден — осень уверенно вступала в свои права, и по ночам уже подмораживало. Она поправила плащ на плечах, взяла посох крепче и двинулась вниз по узкой винтовой лестнице.

Город просыпался.

На улицах появлялись первые люди — торговцы тащили к рынку свои скудные товары, женщины шли к колодцу с вёдрами, дети высовывались из окон, ещё сонные, но уже любопытные. Запахи утра смешивались в единый букет: дым из очагов, затхлость переполненных улиц, слабый аромат монастырской похлёбки, которую раздавали у ворот обители.

Элеонора шла быстро, держа посох перед собой. Её тёмный костюм выделялся среди серых и коричневых одежд горожан — строгий, почти чёрный, с серебряными застёжками и рунами, вышитыми на манжетах. На боку — кожаная сумка с флаконами зелий и амулетами. На шее — кристалл щита, тихо пульсирующий голубым светом под воротником.

Она чувствовала взгляды. Люди узнавали её — магистр Элеонора Шварц, Школа Огня, защитница города. Кто-то кланялся, кто-то просто отводил глаза. Она отвечала коротким кивком, не останавливаясь. Свернула к стене, у подножия одной из башен стояла группа молодых магов, пятеро или шестеро, в простых одеждах, с посохами в руках. Они перешёптывались, нервничали.

Увидев её, выпрямились.

— Магистр! Доброе утро! — хором.

Элеонора остановилась, окинула их взглядом. Петер — худощавый парень с нервным тиком в уголке глаза. Грета — полноватая девушка с серьёзным лицом. Йоханн — самый младший, шестнадцать лет, руки дрожат. Ещё двое — Франц и Лиза, тихие, испуганные.

— Доброе, — сказала Элеонора. — Как вы? Готовы к сегодняшней смене?

Петер шагнул вперёд, старался держаться уверенно:

— Готовы, магистр. Мы… мы не подведём.

Элеонора смотрела на него несколько секунд. Видела, как он старается не показать страха. Видела, как дрожат пальцы на посохе.

— Слушай меня, Петер, — сказала она тихо, но твёрдо. — И все вы — слушайте.

Она подошла ближе, чтобы её слышали только они.

— Если враг полезет через стену — вы не геройствуете. Отходите назад. Бьёте издалека. Если кто-то прорвётся близко — отступаете в ближайшую башню. Вы не пехота, не штурмовики и не пикинеры. Ваше дело — бить издалека. Поняли?

Все кивнули.

Элеонора перевела взгляд на Йоханна. Мальчишка стоял, сжав посох так, что костяшки пальцев побелели. Руки дрожали — мелко, но заметно.

— Йоханн, — позвала она.

Он вздрогнул, поднял глаза:

— Да, магистр?

— Ты боишься?

Йоханн замер. Открыл рот, закрыл. Потом, с трудом, кивнул:

— Да, магистр.

— Хорошо. Страх — это нормально. Глупцы не боятся. Умные боятся, но делают что нужно. Понял?

Йоханн выдохнул, словно сбросил груз:

— Понял.

Элеонора сжала его плечо, отпустила.

— Идите. И берегите себя. Все.

Они кивнули, разошлись. Элеонора смотрела им вслед. Как там сказал Мессер ночью перед сменой? Проклятая война.

Она пошла дальше, к своему месту на стене, мимо казармы наемников. Небольшой двор перед конюшнями, мощённый камнем, окружённый невысокой стеной. Лошади стояли в стойлах — холёные, несмотря на осаду, в красных попонах с чёрной каймой. Пахло конским потом, кожей, маслом для сбруи. На стене висело знамя роты: алый плащ и скрещенные сабли на чёрном фоне.

У входа в казарму стояли четверо всадников.

Элеонора остановилась, оглядела их.

«Алые Клинки».

Лёгкая кавалерия. Не тяжёлые рыцари в железных доспехах, медленные и неповоротливые, а быстрые налётчики, лихие, дерзкие, смертельно опасные в атаке. Головорезы Мессера.

Один высокий, стройный, как тростник. Лет тридцать пять. Лицо узкое, аристократичное, выбритое до синевы — ни единого волоска, кожа гладкая, будто фарфоровая. Тонкие усы, закрученные вверх воском, чёрные, блестящие. Волосы тёмные, гладко зачёсаны назад и собраны в короткий хвост на затылке.

Доспех лёгкий, чёрная кожа, начищенная до блеска, с металлическими пластинами на груди и плечах. Пластины — воронёная сталь. На груди — эмблема роты, скрещенные клинки.

Плащ алый, как кровь, длинный, до колен, подкладка чёрная. Застёжка — серебряная, в виде двух скрещенных клинков. Плащ развевался на лёгком ветру несмотря на то, что человек стоял неподвижно.

На голове — широкополая шляпа, чёрная, с загнутыми краями. И на шляпе — ярко-красное перо, длинное, изогнутое. Перо лейтенанта.

На боку — легкий кавалерийский палаш. Рукоять обмотана красной кожей, эфес — простой, но прочный. Ножны — чёрные, с серебряными наконечниками.

Сапоги высокие, кожаные, до колен, начищенные до зеркального блеска.

Он стоял прямо, руки за спиной, подбородок чуть приподнят. Держался с достоинством, но без высокомерия.

Второй — молодой, лет двадцати. Рыжеволосый, веснушчатый. Лицо открытое, улыбчивое, выбритое — хотя щетина уже пробивалась (молодой, растёт быстро). Волосы рыжие, курчавые, выбивались из-под шляпы.

Доспех такой же — чёрная кожа, металлические пластины. Но чуть потёртый на локтях и коленях. Плащ алый, но края заношены, видно, что стирали много раз.

На шляпе — белое перо. Перо младшего офицера.

Палаш на боку, кинжал в ножнах за поясом.

Третий — рядовой, старый солдат.

Среднего роста, коренастый. Лет сорок или больше. Лицо обветренное, грубое, со шрамами — один через бровь, другой на щеке. Выбрит, но небрежно — пропустил пару мест под подбородком. Усов нет (рядовым не положено).

Доспех старый, потёртый, но крепкий. Пластины заменены несколько раз, видно по разнице в оттенках стали. Плащ залатан в нескольких местах — аккуратно, но заметно.

На шляпе — чёрное перо. Рядовой.

Вместо палаша за пояс заткнут топорик на длинной рукоятке, перемотанной кожаным ремнем и потертой от многолетнего использования. Он стоял молча, руки скрещены на груди, лицо непроницаемо.

Четвёртый — рядовой, молодой.

Лет двадцать, худощавый. Лицо мальчишеское, безусое. Выбрит идеально — старался, чтобы угодить старшим. Волосы светлые, коротко острижены.

Доспех новый — кожа ещё не потёрлась, пластины блестят. Плащ не заношен, края ровные. Все четверо выглядели необычным ярким пятном на серости осажденного города. Несмотря на осаду, несмотря на