Глава 25

Неподалеку бешено зазвонил колокол. Стражи на стенах поспешно натягивали луки, со страхом глядя на море. Я проследил за их взглядами. Горизонт усеивали сотни квадратных парусов с символами многочисленных племен Скаллгрима. Я облизал губы, по спине пробежал холодок страха: я вспомнил, как такие же волчьи корабли напустили на Железный порт демонов и устроили кровавую резню. Конечно, Харальт вступил в союз с этими дикарями. Он никогда не отличался ни сочувствием, ни милосердием.

Колокольный звон разносился все дальше по городу – другие дозорные тоже заметили флот Скаллгрима. Из-за бушевавшего в доках пожара люди так и метались туда-сюда сквозь ворота, пытаясь помочь, но некоторые в ужасе останавливались и показывали пальцем на море. Из-за большого потока людей стражи у ворот не могли выполнять свою работу, а дежурному нюхачу магия Киллиан должна была показаться яркой вспышкой на солнце, так что неудивительно, что он не заметил, как мимо проскользнул какой-то босоногий подонок вроде меня.

Когда Киллиан скрылась из вида, я снова смог дышать, но прибавил шагу, сопротивляясь желанию постоянно оглядываться. Добравшись до рынка, я ощутил панику толпы. Не требовалось быть магом, чтобы почувствовать назревающий бунт.

Камни под ногами окрасила кровь, а прилавки с едой уже были разграблены и опрокинуты. Безумного вида старик в лохмотьях и со всклокоченными волосами ловко увернулся от преследовавших его двух стражей в доспехах и взобрался на прилавок, чтобы все его видели.

– Скаллгрим идет! – закричал он, указывая в сторону моря, повернулся и зашипел, обращаясь к башням богов на холме. – Конец пиявкам, раздувшимся на нашей крови и тяжком труде. Восстаньте и положите конец гнусной магии в сердце нашей страны!

Его настигли стражи, один стащил пинавшегося и кусавшегося старика с прилавка, другой огрел дубинкой по голове. Бедняга рухнул, лишившись сознания, волосы заливала кровь. Стражи не стали выяснять, жив он или мертв, им, скорее всего, было все равно, они поспешно потащили его прочь, а разъяренная толпа устремилась за ними. Поползли шепотки: благородные дома… Арканум… золото… война… гнусная магия… жирные пиявки… жрут, пока мы голодаем… наша кровь и труд…

В словах больше силы, чем в мечах или магии. Во всем мире правители возвышаются благодаря нескольким словам, шепотом сказанным в нужные уши. А низвергают их из-за пары верно подобранных слов, брошенных в толпу перепуганных людей. Такова природа толпы, стадный инстинкт влечет ее потоком гнева вместо страха, подобно тому, как загнанные в угол крысы набрасываются на кошку. Я втиснулся рядом с худой женщиной в дырявой шали, беженкой из Железного порта, если судить по одежде.

Сетарис был готов взорваться, и этот старик только что бросил масляный фонарь. Я открыл свой Дар, как ни странно, без боли, хотя и с трудом, и прочесал толпу, с легкостью обнаружив еще двух провокаторов – спокойных, но целеустремленных на грани фанатизма. Я мельком заглянул в их мысли, почувствовал их презрение и отвращение к развращенным горожанам, в окружении которых они оказались. Они были не из Сетариса, хотя прожили здесь несколько лет. Лазутчики Скаллгрима. Кто вообще слышал о коварстве скаллгримцев? Они предпочитали кровную вражду друг с другом войнам с кем-либо извне. Или они покончили с этим? Времена определенно менялись. Лазутчики готовились бросить в толпу еще парочку словесных факелов, чтобы разжечь огонь.

Напряжение достигло пика. Кто-то поднял плюху конского навоза, швырнул в удаляющихся стражей и угодил одному в шлем. Страж с окровавленной дубинкой в руках обернулся. Пора. Я положил ладонь на руку беженки. Когда я вошел в ее сознание, женщина дернулась, а затем затихла.

– Я из Железного порта! – выкрикнула она. – Это зверье из Скаллгрима содрало с моей дочери кожу живьем. – Я знал, что по каким-то причинам дочери вызывают более живой отклик в людских сердцах. Толпа повернулась к нам. – Они принесли ее в жертву своему отвратительному, нечестивому кровавому колдовству, – продолжила женщина.

Нужно было напомнить толпе о различиях между нашей магией и их колдовством. Даже самые дремучие крестьяне знают десятки историй о кровавом колдовстве.

– Нет, Скаллгрим нас спасет, – начал один из провокаторов, но колокола зазвонили еще громче и настойчивее. – Они принесут в Каладон утраченную чистоту, они предложат Сетарису, Вольным городам и даже языческим горским кланам жизнь, свободную от ярма магии.

Пришло время применить эмоциональный шантаж. По лицу беженки покатились слезы.

– Содрали с нее кожу живьем у меня на глазах, – всхлипывала она. – В точности как то чудовище, что убивает людей здесь.

Толпа ахнула. Звери из Скаллгрима содрали кожу. Живодер.

– Ложь! – крикнул провокатор, и все взгляды обратились к нему. – Это все из-за этих пиявок в роскошных дворцах. В них все дело. Живодер – один из них. Им наплевать, если помрет несколько крестьян. Надо пойти к ним и забрать богатство, которое принадлежит нам по праву.

Я выпустил разум женщины, оставив ее безутешно рыдать без малейшего понятия о том, что она только что сказала.

– Похоже, он заодно с Живодером и Скаллгримом, – крикнул я. – Это предатель! Скаллгрим хочет содрать с нас шкуры живьем и забрать нашу кровь. Все знают, что Арканум выслеживает и убивает кровавых колдунов.

Оставалось только толкнуть стоящего передо мной горожанина и крикнуть «Держи его!» Несколько человек из толпы шагнули вперед, за ними последовали другие, а затем вся толпа накинулась на лазутчика Скаллгрима. Они выплеснули на него весь накопленный страх и гнев. Толпа схватила вопящего лазутчика и принялась рвать его на куски. Я никогда прежде не имел такой власти над умами и сердцами людей. Их чувства были у меня как на ладони. Я мог заставить их плясать, как кукловод размалеванных марионеток, и мне это нравилось.

По отдельности люди могут быть умными, но толпа всегда глупа, ею легко манипулировать. Но беда в том, что стоит разогреть толпу до нужного градуса, как кто угодно, произнеся нужные слова, может направить ее в другую сторону. Когда бунт начался, его уже было трудно контролировать, но не в этом заключалась моя проблема. Я просто не хотел, чтобы десятки невинных людей были сожжены магами, охранявшими Старый город. У меня кружилась голова от собственной силы, Червь магии радостно мурлыкал в глубинах сознания. Я обладал поистине ужасающей силой, и противостоять искушению вмешиваться, подавлять, направлять и властвовать было как никогда трудно. Дав волю своей магии в Костнице, я изменился, стал ближе к тому образу мыслей, которого желал Червь, или того хуже, я сам. Как я справлюсь без Линаса? Он был моей совестью, направляющей рукой. Даже в годы изгнания он