— К черту танки! — со злостью сплюнул пленный. — Слушайте, ребята. Посмотрите на меня. Они послали наш батальон, двумя волнами. Мы шли по компасу через туман, с интервалом в пять шагов один от другого. Мы натыкались на огневые точки и посты прослушки, поливали их газом и шли дальше. Мы старались не производить шума. Мы старались не быть обнаруженными до той поры, пока не применим газ. Мы продолжали идти вперед, мы углубились в ваши позиции так далеко, как только смогли. Если мы слышали ваши танки, мы уклонялись от них если могли, так что мы прошли необнаруженными. Само собой, мы тоже давали им порцию газа, просто на всякий случай. Но мы не получили ни одного приказа, в котором бы говорилось, как далеко мы должны зайти, и каким образом мы вернемся назад. Мы просили сигналы, чтобы наши танки могли нас опознать, а они ухмылялись и говорили, что мы не увидим своих танков до самого конца сражения. Они просто сказали: развернитесь на сто восемьдесят градусов и идите назад, когда туман развеется. Как вам такое?

— Ты из второй волны? — спросил Коффи.

Пленный кивнул.

— Зачистить то, что пропустила первая волна, — с горечью в голосе признался он. — Ох, как это было не весело. Мы всё шли и шли, поливали газом мертвецов, а ваши танки постоянно кружили вокруг, пытаясь выяснить, что случилось с вашими наблюдательными постами. Они прошли прямо через нас.

Коффи сочувственно кивнул.

— Пехоте всегда достается самая грязная работёнка, — угрюмо проворчал Уоллис.

Где-то что-то оглушительно взорвалось. Раскаты далекой битвы становились всё громче и громче.

— Усиливается, — заметил пленный, прислушиваясь к звукам сражения.

— Ага, — проговорил Коффи.

Он посмотрел на часы.

— Слушай, двадцать минут прошло. Давай спускайся внутрь, малыш.

Они стояли рядом с бункером. Колени пленника тряслись.

— Слышь, ребята, — умоляюще пролепетал он, — они говорили нам, что газ рассеивается за двадцать минут, но вы сломали мой противогаз. А ваши просто бесполезны против этого газа. Я пойду туда, ребята, если вы заставите меня, но…

Коффи раскурил еще одну трофейную сигарету.

— Дадим тебе еще минуть пять, — великодушно сказал он. — Не думаю, что это решит исход войны.

С явным облегчением они снова уселись на землю, укутанную непроглядной серой пеленой смог-газа, из которой доносились глухие раскаты невидимой битвы.

А в штабном танке напряжение в воздухе нарастало. Ситуационная карта демонстрировала, что положение близко к критическому. На карте зажглись позиции танков резерва — тусклые оранжевые огни, сконцентрированные в удивительно правильные прямоугольники. Маленькие зеленые квадраты отмечали скопления передвижных мастерских и танков снабжения. Они медленно двигались по карте. Но основные изменения происходили на линии фронта.

Красные огоньки танковых боёв сформировали кривую прерывистую линию. Сейчас одновременно более чем в двадцати участках фронта шли локальные бои, в которых участвовали то единичные танки, то целые соединения от двадцати до тридцати машин. Но положения красных точек постоянно изменялись, и во всех случаях американские танки отступали.

Двое штаб-офицеров за спиной генерала молча и с лихорадочным возбуждением следили за тем, как красные точки отодвигаются всё дальше и дальше назад…

Начальник генерального штаба дрожал, как осиновый лист, наблюдая за тем как всё больше и больше растягивается американская линия обороны…

Генерал взглянул на него с кривой ухмылкой.

— Я знаком со своим оппонентом, — вдруг произнес он. — Однажды мы встретились за ленчем в Вене. Это было во время конференции по разоружению.

Казалось, генерала позабавила ирония этой фразы.

— Вполне естественно, что мы обсуждали военную теорию. И тогда он на салфетке нарисовал мне тактическую схему сражения при Камбре в 1917 году[2]. Это был на редкость совершенный план. Очень красивая комбинация.

— Генерал! — воскликнул один из двух штаб-офицеров за его спиной. — Запрашиваю двадцать танков из резерва.

— Возьмите их, — ответил генерал, а затем продолжал, обращаясь к начальнику штаба. — Это был на редкость совершенный план. Я говорил со многими людьми. Мы, солдаты, на той конференции были заняты тем, что исподволь оценивали друг друга. Мы дискутировали в своем кругу с определенной свободой, скажем так. И у меня сложилось мнение, что тот человек, который сейчас командует армией противника, настоящий художник. Солдат с душой мечтателя. К слову, он весьма опытный фехтовальщик. Это говорит о чем-нибудь?

Начальник штаба не сводил глаз с карты.

— Это уловка, сэр. Да, очень ловкая уловка, но я уверен, что он сконцентрировал свои основные силы в мёртвой зоне.

— Вы меня не слушаете, — с укоризной сказал генерал. — Я говорил о том, что мой оппонент художник, мечтатель, из той породы людей, которые наслаждаются изящными фехтовальными выпадами. Я, друг мой, вознесу хвалу Господу, если Он даст мне шанс победить моего противника. У него вдвое больше сил, но он не удовлетворился бы столь простой победой надо мной. Он желает победить меня с помощью чрезвычайно виртуозного плана, который будет возбуждать умы военных десятилетия спустя.

— Но, генерал, каждую минуту, каждую секунду…

— …Мы теряем людей, которых у нас в избытке, и танки, которых у нас недостаточно. Это правда, истинная правда, — признал генерал. — Но я жду доклада от тех двух заблудившихся пехотинцев. Когда они выйдут на связь, я сам поговорю с ними.

— Но сэр, — вскричал начальник штаба, которого только железный ошейник привычки к дисциплине удерживал от применения насилия и принятия командования на себя, — они просто могут быть мертвы! Вы не имеете права рисковать судьбой всей войны, ожидая весточки от них! Вы не можете пойти на такой риск, сэр! Не можете!

— Они не мертвы, — спокойно отвечал генерал. — Они не могут быть мертвы. Иногда, друг мой, мы должны следовать девизу, выбитому на наших монетах[3]. Ради спасения нашей страны эта битва должна быть выиграна. И мы выиграем её, сэр! А единственный путь к победе, это…

На его телефонном аппарате загорелся сигнал вызова. Генерал схватил трубку. Руки его дрожали. Но голос, когда он заговорил, был твёрдым и ровным.

— Слушаю, сержант… сержант Коффи, если не ошибаюсь?.. Отлично, сержант. Расскажите, что вам удалось обнар… Ваш военнопленный жалуется на свой сухой паёк? Хорошо, продолжайте… Каким образом они отравили газом наши посты?.. Даже так, да? Вы блуждали вокруг поста и вдруг наткнулись на него?.. Ах, он был из второй волны! Они не хотели дать ни единого шанса хоть одному из наших постов сообщить об их танках, да?.. Повторите, сержант Коффи!

Тон генерала изменился неописуемым образом.

— У вашего пленного не было опознавательного сигнала на случай встречи со своими танками? Они