— Ну логично, да… — он почесал отросшую бороду.

— Жаба давит? — спросил я. — Только честно.

— Есть такое, — ответил он.

— Да нас в любом случае мало слишком, — я пожал плечами. — Даже если мы все эти стволы с собой возьмем… И машины перегрузим, да и вообще, если мост работает, то за ним на все это не понадобится.

— Ну, до моста далеко еще, а стволы нам уже очень пригодились. Сколько раз пришлось-то… А если не получится с острова уехать? На них же можно выменять кучу всего.

— У кого менять-то? — спросил я. — Последнее все равно не отдадут, пусть даже и понимают, что оружие сейчас — это жизнь. Но между последней банкой тушенки и автоматом люди все-таки предпочтут банку тушенки. Забей, короче, нам все равно столько не нужно.

— Ладно, понимаю, что прав ты.

— Край! — послышался снаружи, из-за дверей, голос Пашки. — Местные пожаловали.

— Пошли, прикроешь, — сказал я Степанычу.

Что-то подсказывает мне, что разговор будет непростой. Мы для них чужие, а за освободителей нас особо никто и не примет. Особенно если учесть, что дезертиры уже какие-то отношения успели тут завести. Баб местных они вполне себе имели, например, а это уже о многом говорит.

Степаныч подхватил АК и сдвинул предохранитель на автоматический огонь. Я сделал то же самое, широким шагом двинулся на выход из дома, а потом прошел через двор и оказался на улице.

Ну… Я ожидал большего.

На улице нас ждала толпа, но не такая уж большая. Человек тридцать, из них мужиков всего семь-восемь, остальные — бабы. Да уж, демографическая ситуация у них интересная сложится, как мы уйдем, как бы до многоженства не дошло, все-таки сложно современной женщине без крепкой мужской руки.

Как бы, правда, нам местное население проредить не пришлось. Оружия я, конечно, ни у кого тут не вижу, но все-таки если бросятся… Да стрелять будем. Сперва, наверное, в воздух, а потом уже чтобы убить.

Хотя толпа агрессивной не выглядела. Скорее всего ими двигало любопытство. Ну и страх естественно. Они ведь ночью от стрельбы и взрывов проснулись, сидели по домам в ожидании того, что случиться может. А потом собрались на главной улице и все-таки решились пойти и поинтересоваться — чья теперь власть.

И мне придется к ним обратиться. Почему бы и нет. Только придется врать, причем убедительно, чтобы точно никаких вопросов к нам не было. Ладно, накидаю им лапши на уши, проверить ее они все равно не смогут.

— Жители села «Дачное», — проговорил я. — Мы — специальное подразделение Гражданской Организованной Военной Народной Армии. В центральный штаб, который находится в Севастополе поступила информация о зверствах банды дезертиров и репрессивных мерах по отношению к мирным жителям. Мы прибыли чтобы вас освободить. Преступники оказали сопротивление и были казнены на месте.

Паша смотрел на меня, как на полного идиота, а Степаныч ухмылялся. Он понимал, что чем ярче название, тем сложнее будет понять, что именно за ним скрывается. Я почему-то уверен, что никто из местных того, что я им сказал, не выкупит.

Толпа молчала. Кто-то из женщин тихо крестился. Мужики переглядывались с подозрением. Кто-то, кажется, шепнул: «А шо за армия такая?»

Я кашлянул в кулак и продолжил уже с каменным лицом, наворачивая ещё слой лапши:

— Наше подразделение входит в состав Чрезвычайного Механизированного Отряда, действующего по особому приказу. Кроме того, в рамках миротворческой миссии, нами была организована боевая группа Полевого Инспекционного Движения Особого Реагирования.

Паша дернулся, будто его током шибануло, и уставился на меня с выражением, мол, ты чего, совсем поехал? Степаныч вскинул плечи и отвернулся, кашлянул, якобы от пыли — хотя было понятно, что давится от смеха.

А я даже бровью не повёл.

— На основании распоряжения штаба, мы обладаем всеми необходимыми полномочиями для стабилизации обстановки, установления временной административной юрисдикции, а также проведения зачисток от преступного элемента.Мы гарантируем защиту законопослушным гражданам, соблюдение норм Гуманитарного Объединённого Военного Наставление о Местных Условиях Проживания и скорейшее восстановление порядка.

У народа в толпе засверкали глаза. Спины выпрямились. Похоже, что они поверили.

— Но, — добавил я. — Любая попытка саботажа, скрытного сопротивления или вооружённого выступления против представителей будет трактоваться как преступление против мира и человечности. Такие преступления будут расследоваться подразделениями Специального Управления Карательного Арбитража. Надеюсь, мы поняли друг друга?

На мгновение повисла тишина. Потом кто-то из мужиков кивнул.

— Поняли, — проговорил он. — Только если вы теперь тут власть, вы назначьте кого-нибудь, кто от нашего имени говорить будет. А то сами понимаете, порядок нужен. При них порядок был, но нам он не понравился.

— При нас другой порядок будет, — сказал я. — В течение двух суток приедут представители Жилищно-Оперативного Подразделения Администрации. Они доведут до вас информацию о Местных Условиях Специализированного Общественного Расчета. Так что назначим, но чуть позже. Пока же — по домам. Выберите человека, одного. Пусть придет часа через полтора, я расскажу ему о том, как жизнь теперь будет обстоять.

Народ постоял немного, а потом принялся расходиться, что-то между собой обсуждая. Похоже, что они поверили в ту чушь, которую я нес.

Как же государство ломает людей. Нам даже не пришлось никаких бумажек показывать. Просто назвали несколько звучных аббревиатур, и народ купился. Ну и хорошо, устраивать очередную резню мне совсем не улыбалось. Сутки моя ложь продержится, а к тому времени мы уже уедем.

Я повернулся и двинулся в сторону дома. Степаныч и Пашка пошли за мной, причем было видно, что механик едва сдерживает смех. Степаныч же улыбался.

Когда мы снова оказались в доме, я уселся на диван. Снаружи послышался звучный громовой раскат. Буря начинается.

— Ну вот загрузили мы их, — сказал Пашка. — Что дальше-то?

— А ничего, — ответил я. — Придет этот, один, я ему объясню, что по дальней связи нам передали о еще одном случае зверств. И мы отправляемся, как только распогодится. А им скажу дожидаться представителей самостоятельно, а для обороны мы оставим им оружие. А пока ураган, они и так будут по домам сидеть, никто в дождь на улицу не полезет.

— Догадаются же, — заметил Степаныч.

— Не сразу, — я покачал головой. — А дальше мы свалить уже успеем. Так что пошли, переберем, что им оставить, а что с собой забрать.