Я вонзился в неё с глухим стоном, откидываясь назад, на спинку дивана. Она была горячей тесной и такой живой. Каждое наше соприкосновение вызывало щекотку в груди.

А потом она начала двигаться, медленно, будто бы даже лениво, но раз за разом стала ускоряться. Она качалась на мне, а я вцепился руками в её бёдра, чувствуя, как они дрожат под пальцами.Она сама задавала ритм, заставляя меня тонуть в ней, в ее прикосновениях и ее тихих грудных стонах. Я не выдержал, подался вперед и вверх, вгоняя свой член еще глубже. Ее ногти царапнули мне плечи, она чуть вскрикнула, выгнулась всем телом.

Я же подался ей навстречу, поймал ее рот своим поцелуем. И понял, что она тоже плачет. Не от боли, не от жалости. Я даже не знаю от чего. Наши слезы мешались, я уже не понимал, чьи именно это слезы.

Тогда она схватила рукой меня за волосы, прижимая ближе и целуя лоб, щеки, глаза. Продолжая двигаться все быстрее.

А потом ее тело выгнулось в спазме, и она обхватила меня руками, словно капкан, сжимая с такой силой, что я не мог вдохнуть. И тогда я не выдержал сам, вбился в нее до упора и разрядился до последней капли.

И из нее будто выдернули стержень. Она обмякла, тяжело дыша. Я же прижал ее к себе обеими руками, не отпуская. Ее сердце колотилось в бешеном ритме так, что я чувствовал это своей кожей.

— Я здесь, — выдохнула она, почти не слышно, прижимаясь щекой к моей. — И никуда не уйду.

Я не смог ответить.

Глава 24

Мы сидели так, пока солнце окончательно не поднялось. Прижавшись друг к другу, одни на всем белом свете. То, что там, за домом, меня не волновало совершенно.

И у меня было такое ощущение, будто в башке открыли какой-то краник, из которого постепенно сливалось все плохое. Скоро в голове стало совсем пусто, осталась только благодарность Лике. Ну и понимание того, что связь между нами стала еще сильнее. Она и до этого была, но если раньше привязанность была завязана на страсти, то теперь к этому примешалось что-то другое.

Потом пришло понимание того, что нужно выходить и делать дела. Как ни крути, но проблемы никуда не делись, и даже если я буду сидеть и казнить себя, то ничем хорошим это не закончится. Так что пора действовать.

— Проснись, Лик, — попросил я.

Она подняла голову, и я увидел, что на щеке у нее осталось красное пятно от моей кожи. Глаза сонные, из угла рта вытекает капелька слюны.

— Уже утро, да? — спросила она.

— Да, — подтвердил я. — Пора дела делать. Да и посмотреть, как там все обстоит. Местные, думаю, скоро с делегацией явятся узнать, кто у них теперь новая власть.

— Ладно, — ответила она, и слезла с меня. Подобрала с пола одежду, принялась одеваться. — А ты что, думаешь их место занять? Застроить всех и заставить на себя пахать?

— Нет, конечно, — ответил я. — Пусть сами между собой разбираются. А дальше поедем, к мосту. Не хочу я на острове оставаться. Нормальной жизни хочу, чтобы среди людей. Чтобы не надо было оглядываться, и можно было спокойно ездить по улице на машине, не опасаясь, что по тебе очередь из ближайших кустов дадут.

— И «рутьюбчик» смотреть, — сказала она. — И сериалы. Слушай…

Она вдруг замялась, повернулась ко мне, надевая футболку, и спросила:

— А если мы выберемся с острова, то что дальше? Ну, я не про остальных, а конкретно про нас с тобой.

А ведь действительно. Что будет с нами? Скорее всего, отправят в какой-нибудь лагерь, где будут изучать. Потом ничего не найдут, потому что ни капли особенного в нас нет, ни иммунитета, ни хрена. И, наверное отпустят.

У меня наверняка есть жилье. Все-таки воевать несколько лет за хорошие деньги и не обзавестись квартирой было бы совсем странно, я ведь не такой тупой. Машина точно была. Вот туда и переедем.

А что если у меня жена, дети? Я ведь этого не помню совсем.

Мне на секунду стало стыдно, в голову пролезла малодушная мысль о том, как мне нужно будет поступить в такой ситуации. Я просто не знал.

— Будем вместе, — уверенно ответил я. И не соврал. По крайней мере, я определенно в это верил.

— Да? — она усмехнулась. — А ты не уедешь на эту свою очередную войнушку?

Меня передернуло, и она это заметила. Я был не в настроении это обсуждать. Нет, не в том плане, что «прощай оружие», отказаться от насилия и прочее. Если будет нужно, то я по-прежнему буду убивать, чтобы защитить себя и своих.

Но на войну мне определенно больше не хотелось. Особенно после того, что я о себе узнал. Хотя есть понимание, что в мирной жизни найти себя не так-то просто будет. Нет, есть ведь наверняка вакансии телохранителей или консультантов службы безопасности, куда оператора с опытом возьмут с удовольствием. Да, пожалуй, это было бы неплохо.

Есть правда один нюанс, который ломает всю эту картину. Война идет прямо сейчас. И меня легко могут на нее утянуть. Но она когда-нибудь ведь закончится. Нужно будет только выжить.

— Не поеду никуда, — ответил я. — Все, отвоевался боец. Хватит.

— Это хорошо. Ладно, ты не против если я посплю еще немного, пока вы там дела решаете? А то устала, считай, вторую ночь без сна.

— Конечно. Мы на дежурства забили, правда, — сказал я. — Но ладно, выйду, если что, своих спать уложу. Да и можно будет на день тут остановиться и отоспаться хорошо. Думаю, здесь будет относительно безопасно.

— А местные?

— Оружия у них нет, — ответил я. — Ладно, спи, только закройся изнутри. А я пойду, посмотрю, что творится.

Снарядился я быстро: натянул бронежилет, разгрузку, подобрал автомат. Пустые магазины поднабить надо будет, но это потом, сейчас боестолкновений никаких не предполагается. В первую очередь посмотреть надо, что там вообще творится.

Лика проводила меня до выхода из дома, заперлась на крючок, а я вышел на улицу под рассветное солнце. Вдохнул воздух, и отметил, что утренней прохлады не чувствуется. Воздух стал тяжелым, тягучим.