И вскинув пистолет, я тремя выстрелами разнес голову жертве минета.

У пухлой шалуньи начали медленно вылезать глаза из орбит, а параллельно с этим — открываться рот.

— Будешь орать — убью, — коротко сказал я, подобрал с пола чью-то футболку и с хрустом разорвал ее.

Девка оказалась не совсем дурой, и, хоть была укуренная в хлам, основные вещи сообразила быстро и спорить со мной не стала.

Вместо этого несколько раз мигнула глазами с приклеенными опахалами и, указывая на свою задницу, проговорила:

— Х…Хочешь?

Видимо, чтобы показаться вежливой — так, как она умела.

— Как-нибудь в другой раз, — ответил я и запихнул кусок футболки девице в рот. Потом вторым обрывком связал руки за спиной.

Тушь черными дорожками заструилась по лицу блондинки. Вся такая белая, жирная, жалкая, она сидела на кровати, со сбившимся париком. И вытянув вперед ноги в красных чулках, точно ощипанная краснолапая утка.

Или курица.

— Если будешь сидеть здесь тихо, скорее всего — выживешь, — сказал я ей.

Мечта старины Рубенса шмыгнула носом. Кивнула.

А я вернулся в коридор.

Следующие две комнаты по моей стороне были открыты и пусты.

А потом мне померещился шум за запертой дверью на противоположной стороне.

Ворвавшись в комнату, я увидел, как ноги Егора беспомощно дергаются под здоровенной кучей мышц в защитном костюме. Пистолет с глушителем валялся в противоположном углу.

Твою мать, Егор!

Здоровяк обернулся на звук за спиной, и в тот же момент я всадил ему в правый глаз две пули одна за другой.

Мужик дернулся. Но вопреки здравому смыслу вместо того, чтобы лечь и умереть он вдруг резко подорвался на ноги и бросился на меня!

— Вот с-сука! — выпалил Егор, метнувшись за своим пистолетом.

Я едва успел увернуться, чтобы не оказаться в положении кота под рухнувшим шкафом.

Но я ошибся.

Мужик ломанулся не столько на меня, сколько к автомату, лежавшему на тумбе.

С разворота я вломил ему в основание шеи сразу двумя руками, сложенными в замок.

Медведевец на мгновение замер. А потом протяжно взвыл и так же с разворота маханул по мне тяжеленным автоматом!

От удара у меня зазвенело в голове, дыхание замерло, в груди стало горячо. Спиной я ударился в стену и, не удержавшись на ногах, упал на колено.

И в этот момент Егор открыл стрельбу из своего пистолета. Он стоял и просто нажимал на спусковой крючок, снова и снова, пока автомат не вывалился из ослабевших рук, и мужик не сполз по двери, размазывая по ней кровь своей спиной.

— Кощей, сука, Бессмертный, — тяжело дыша, проговорил Егор, вытирая кровь с губы.

Я хмыкнул, потирая плечо.

— Ну, раз Кощей, надо было сразу по яйцам стрелять. Чтоб наверняка.

— Не, гиблая мысль — у этого бы точняк отрекошетило, — ответил мне с кривой усмешкой Егор.

— Ты скольких убрал?

— Двоих. А ты?

— Троих. Плюс этот, итого минус шесть. И еще двое у входа…

Я не успел закончить фразу, когда мы сквозь музыку услышали шум в коридоре и голоса.

Кто-то приближался к нашей комнате, причем не один.

То ли шум услышали, то ли курнуть в соседнем кабинете захотели — хрен их знает.

Приоткрыв крошечную щель, я увидел, как трое парней прошли мимо нашей двери.

— На счет три, Егор, — скомандовал я. — Раз, два…

«Три» мы произнесли уже мысленно.

Распахнув дверь, выскочили из окровавленного логова с взведенным курками на пистолетах.

Двое не успели даже обернуться.

А третий, еще совсем молодой, можно сказать — медвежонок, очень ловко и вовремя спрятался за своего приятеля.

Увидев нас, похожих на чертей из преисподней, парень в буквальном смысле обделался.

— Не надо, мужики, — пробормотал он трясущимися губами, поднимая руки. — Не надо. Я ничего не сделал. Клянусь. Я ничего не сделал!

Егор поднял пистолет и выстрелил ему промеж глаз.

И парень умолк, выстелившись на полу рядом с тем, за кого он только что спрятался, спасая себя.

Подхватив его за ноги, Егор уволок труп в комнату здоровяка.

И…

В этот момент выключилась музыка.

Резкие голоса в конце коридора о чем-то бурно и пьяно спорили, продолжая орать на такой громкости, будто им все еще нужно было перекрикивать металлический визг с ритмичными басами.

— Я сказал, сейчас ты поднимешь жопу, возьмешь своего брата и пойдешь искать, под каким кустом бухают ваши друганы вместо того, чтобы охранять территорию! — гаркнул вдруг громче всех звучный мужской голос.

— Седой, ну так не честно!.. — раздалось в ответ. — Моя же смена закончилась! Иди Ворону выскажи, а я тут при чем?..

— Ты кому вообще перечить вздумал? Да я в пустоши уже десять лет с Медведем юрканов валю, три года как старшина! Он мне как брат родной! А ты кто такой, чтобы рот свой мне поперек разевать? А? Ты вообще кто такой?..

Я взглянул на Егора.

— Ну что, пойдем пошумим? — шепотом предложил я.

— Можно, — кивнул тот.

Я усмехнулся.

Подумал: и этот человек еще недавно был против того, чтобы лезть на рожон при раскладе двое на трое?

Впрочем, я и сам тогда смотрел на пятерых бойцов с устойчивым пониманием, что других вариантов нет, кроме как отступить.

Что изменилось с тех пор?

Мы ведь не стали сильней или бессмертней.

Единственное, чего стало в разы больше, так это злости.

Но, может быть, именно в ней и кроется главное отличие хищника?

Сняв автоматы со спины, мы вышли из комнаты и внаглую, грохоча ботинками, зашагали дальше по коридору на свет — к просторной общей кухне, мимо лестницы, ведущей на второй этаж.

Стол, расположенный напротив входной двери, буквально ломился от множества закусок. Жареная курочка в пластиковых лотках, гора пивных колбасок на разделочной доске, пицца в открытой коробке и стратегический запас водки, рядом с которым сиротливо жались опустевшие бутылки — все говорило о том, что пьянка началась уже давно, и заканчивать ее в ближайшее время явно не планировали.

Вокруг стола на маленьких табуретках разместились пятеро человек, увлеченные разгоревшимся спором.

Я открыл огонь первым.

Мы с Егором просто шли и давили на спусковой крючок.

От звуков автоматный очередей задрожали стекла, со звоном разлетелась в стороны стеклянная посуда, проливаясь на пол жидкостями, соусами и рассыпая по столу золотистые колбаски и жареные ножки с крылышками.

Двое сразу легли мордами прямо на битое стекло.