— перестать быть человеком, племянником, внуком, братом и даже восставшим из небытия Стражем Тароном и превратиться в машину, которая существует с одной единственной целью.
Нести смерть.
Под ногами что-то хрустнуло — то ли горящие бревна, то ли кости еще одного бедняги штурмовика, который не успел убраться вовремя — и я вышел за частокол. Дым расступился и перед глазами тут же зарябило от бессчетного количества крохотных фигурок. Низкорослые пигмеи, похожие на тараканов, разбегались в разные стороны, но у некоторых все же хватило мужества и глупости броситься в рукопашную.
Они умерли первыми. Один взмах гигантского клинка снес головы сразу двоим бойцам в черном, а третьего почти разрубил надвое. Я стряхнул с меча обмякшее тело и ударил снова, отправляя к Праматери еще четверых. Свежая заточка и колоссальный вес оружия делали свое дело, и рука почти не чувствовала сопротивления плоти, когда та с влажным хрустом расступалась под лезвием.
Больше желающих лезть под правую руку не нашлось — зато меня тут же атаковали слева. Чей-то клинок скользнул по броне, тщетно надеясь отыскать щель между пластинами, и я стряхнул с плеча повисшую фигуру в черном. Боец попытался откатиться в сторону, но не успел: бронированный сапог Святогора с лязгом опустился, ломая ребра и вдавливая в снег то, что только что было человеческим телом. Я вслепую отмахнулся гигантским кулаком, ухватил пальцами, дернул, и, развернувшись, закончил начатое мечом. Всего несколько мгновений — и вокруг меня лежало около десятка искалеченных мертвых тел. Остальные зубовские гридни и «черные» в спешке отступали.
Но лишь для того, чтобы вновь взяться за штуцера и ружья. Со всех сторон загремели выстрелы, и по броне Святогора застучали пули. Крохотные и бесполезные кусочки свинца, не способные навредить неуязвимой плоти титана. Не совладав со мной в ближнем бою, враги теперь предпочитали держаться на расстоянии.
Но у меня и на такой случай имелся свой козырь. Картечница сердито лязгнула, разворачиваясь на приваренном чуть ниже локтя креплении, и нацелилась стволом вперед. Перед глазами снова мелькнула темнота и узкие прорези шлема: мне пришлось на мгновение разорвать связь с волотом, чтобы уже человеческими пальцами нащупать спрятанную броней рукоять.
Но чары снова ожили, заботливо подсвечивая скрытые в густом дыму мишени — и я изо всех сил вдавил гашетку.
Картечница мерно застучала, выплевывая гильзы, и снег в паре десятков шагов впереди взорвался крохотными фонтанчиками. Отдачи я почти не чувствовал — только вибрацию и звон, который отзывался эхом в стальном нутре волота. В моем плече свернулась лента на две с лишним сотни патронов — вполне достаточно, чтобы как следует проредить зубовское воинство, но я все равно старался беречь боезапас и бить прицельно.
Насколько это вообще возможно, стреляя с одной руки из игрушки весом в три десятка килограмм. Наверняка я мазал куда больше, чем попадал в цель, но зато огневой мощью теперь превосходил целый взвод обученных и тренированных солдат. Картечница хлестала врагов, оставляя в строю широкие бреши. Бойцы в черном падали рядом с телами в новомодном пятнистом камуфляже, и мощи оружия уступали даже Одаренные.
Перед глазами несколько раз вспыхнуло пламя, растекаясь по шлему и кирасе Святогора, но чары и металл выдержали. А вот человеческая плоть — нет: я просто влепил во вспыхнувший впереди Щит длинную очередь, и очередная пуля пробила его насквозь вместе с магом, а следующие потащили по утоптанному снегу уже бездыханное тело.
— За мной! Вперед!
Мой голос, усиленный магией Святогора, прогремел над полем боя. И его ярость оказалась куда страшнее и картечницы, и огромного клинка: враги побежали. Они огрызались огнем из штуцеров, но уже не просто отступали, перегруппировываясь для стрельбы, а спасали свои жизни от огромной боевой машины, шагавшей по мертвым телам их товарищей.
Я шел через огонь и саму смерть. Продолжал стрелять, вжимая в рукоять гашетку и выкашивая одну за одной крохотные хрупкие фигурки — и мои люди шли следом. Немногочисленные защитники крепости выныривали из дыры в частоколе и бросались в атаку, и теперь уже мы преследовали врагов, хоть даже сейчас у северной стены их оставалось почти втрое больше.
Горчаков вдруг возник слева. Огромный, лишь немногим ниже меня ледяной великан с крохотной косматой головой мчался по родной стихии, поднимая прямо из залитого кровью снега клинки в два человеческих роста. Тяжелые полупрозрачные лезвия с гулом кружились в воздухе, кромская броню и плоть, ломались, разлетаясь осколками — но и те выкашивали врагов не хуже пуль.
А справа от меня шел дядя — обычный человек, закованный в броню, что досталась нам после схватки со средним из сыновей Зубова. Его Основа не могла подпитывать маной чары, заключенные в металле, зато обычных человеческих сил было столько, что выкованный мною из кресбулата двуручник порхал, как перышко, отделяя от тел головы и конечности.
Я дернулся было помочь, но у дяди и так нашлись защитники: не успели «черные» развернуться, чтобы дать бой, как на них налетели сияющие броней фигуры. Две высоченные и одна приземистая, с двумя короткими клинками — Рамиль, Василий и Жихарь.
Елена… Нет, ее я не видел, но дочь Горчакова тоже держалась неподалеку — взгляд то и дело натыкался на тела со стрелами в спине или горле. И их, пожалуй, было немногим меньше тех, что настигли пули, хоть я уже и отстрелял ленту чуть ли не целиком.
Ствол картечницы дымился, но продолжал плеваться свинцом. И я уже не пытался беречь патроны, чтобы уложить побольше врагов прежде, чем они доберутся до деревьев впереди. Рука работала сама, кромсая очередями крохотные бегущие фигурки, а глаза — то, что заменяло их Святогору — рыскали по затянутой дымом круговерти, выискивая того единственного, кто еще мог остановить ход древней боевой машины.
И он появился — когда я уже почти поверил, что старик просто сбежал, а не выжидает где-то у кромки леса. Прямо передо мной сверкнула яркая вспышка, металл застонал, и несколько сотен килограмм гигантского тела Святогора протащило по снегу подошвами бронированных сапог. Не будь у него центр тяжести в полтора раза ниже, чем у человека, меня и вовсе опрокинуло бы — такой силы оказался удар.
И не успел я толком понять, что случилось, как меня снова атаковали. На этот раз с двух сторон одновременно, будто какой-то подземный великан попытался сдавить волота ладонями размером в два человеческих роста. Промерзшая плоть Тайги вздыбились и обрушилась на броню всей своей тяжестью. Картечницу тут же смяло, и вода из кожуха