Ну да, подсунуть законной жене незаконнорожденного сына, который в перспективе станет наследником. Что ж тут может пойти не так.

— А с отцом ты говорил? — поинтересовался я.

— Он… он не склонен менять принятые решения. Но… как я понял, твой знакомый сумел повлиять на него, если вместо домашнего обучения, как это планировалось изначально, мне было позволено пойти сюда. И я надеюсь, что, возможно, отец не станет возражать, если просьба будет исходить не от меня. Я осознаю, что мне нечего предложить взамен, но…

— Погоди, — я задумался и, оглядевшись, сказал. — Елизар… я не хочу пугать, но здесь может быть как бы не совсем безопасно…

— Как я понял, мне нигде в достаточной мере не безопасно. Жена моего отца… она хорошая женщина. Действительно хорошая, — поспешил заверить он. — Она очень добра и ко мне, и к брату, и к матушке… и за последние несколько дней ни разу не позволила себе как-то… выразить своё недовольство.

Это не значит, что его вовсе нет.

— Однако мне кажется, что… дело точно не в ней. У отца есть младшие братья, которые… имели определённые надежды возглавить род. Потом… когда-нибудь, — Елизар обнял себя, словно закрываясь. — У них свои семьи. И тоже есть дети. Законные. Одарённые. И в целом… всё очень сложно. Позавчера отослали моего наставника. Сказали, что он слишком стар. До того заменили слугу, который приходился матушке родичем. Он был со мной с детства, приглядывал…

— И не позволял обижать?

— Пока меня никто не пытается обижать.

— Пока, — согласился я.

И если так, то ситуация и вправду дерьмоватая. Одно дело, когда человек сразу выказывает, что у него на душе. И эмоции свои не пытается скрыть. С такими всё ясно. А вот с теми, кто в глаза мил и улыбчив, надо быть крайне осторожным.

Это как минимум люди сдержанные и умеющие просчитывать результат своих действий.

— Ты думаешь, тебя захотят убить? — я задал прямой вопрос.

— Подобное обвинение требует доказательств. А их у меня нет. Я… просто ощущаю. Внутри. Как… там… — он коснулся груди. — Неспокойствие. И будто что-то очень плохое случится. А ещё… я много думал. Потом. После возвращения.

Елизар успокоился и заговорил тише.

— Никто не знал, куда мы отправляемся, кроме батюшки. И письмо, которое привёз тот человек… мама клялась, что там стояла печать рода. Что она бы не отдала детей просто вот так человеку, которого не знала. Не мне говорила, отцу.

А Елизар подслушал. И вряд ли случайно.

Умный мальчишка.

— И ещё, пока мы ехали, тот человек сперва был вежлив. Шутил. Говорил. И у меня сомнений не возникло, что он знает нас или отца…

— Думаешь, вас заказал кто-то близкий?

— Да. Мне так кажется. Но это исключительно предположения. Отец не станет слушать. Более того, я рискую навлечь на себя его неудовольствие, если озвучу подобную мысль.

А вот Карп Евстратович выслушает. Он у нас вообще любит слушать всякие истории. Особенно такие вот, занимательные, потому что в словах Елизара есть здравый смысл.

— Елизар, а почему сейчас? Ты неделю в школе. Почему не сразу?

— Я… — он смутился и покраснел. — Мне… одному… здесь. Я опасался, что не справлюсь. Я… признаться, я испытываю некоторые сложности в общении. Матушка не одобряла отношений с… соседями… то есть, не со всеми… просто…

— Дай угадаю, дети кухарки не годились в друзья, потому что дети кухарки. А вот дворяне сами не хотели с вами знаться.

— Именно, — Елизар неловко пожал плечами. — Мы привыкли. И до недавнего времени подобное положение дел казалось мне вполне естественным. Я не испытывал неудобств. Напротив, я мог посвятить время учёбе и развитию дара, и ещё чтению, и занятиям механикой…

Но с живыми людьми своего возраста он дела не имел.

— А здесь сперва показалось очень… шумно. Суетно. Странно. И ещё были сомнения относительно того, примет ли меня местное общество. Я ведь всё-таки рождён вне брака. И многие сочтут знакомство со мной позором, однако…

— Плюнь, — сказал я.

— Куда?

— На тех, кто сочтёт знакомство с тобой позором. В общем, одному тебе было стрёмно, а раз мы тут, то уже не так стрёмно. Дома же неспокойно. И потенциально вообще опасно. Я понял. Я поговорю. Хотя ничего не обещаю.

— Я буду благодарен, хотя не представляю, как могу выразить свою благодарность…

— Выразишь. Потом. И вообще… будь проще, Зар. И люди к тебе потянутся.

Глава 25

Феминисты в России одержали ещё одну победу: в селе Семёновском Мценского уезда сельский сход за отсутствием достаточно грамотных мужчин нанял сельским писарем молодую крестьянку Конюхову[40].

«Сельский вестникъ»

Остаток дня прошёл под старым девизом, тем самым, где вождь пролетариата требовал учиться, учиться и ещё раз учиться. К чести Ворона, комментировать содержимое моего опуса он не стал, но слушал с превеликим вниманием, в нужных местах кивал и ободрял, когда я сбивался. А сбивался я частенько, потому как стараниями Шуваловых формулировочки получились зубодробильно-пафосными.

Но ничего. Раза с третьего язык перестал заплетаться, а на седьмой и вовсе получилось произнести всё сразу и с должной одухотворённостью. Не спасло.

Ненавижу выступать.

Об этом я вспомнил, стоя перед классом, поскольку Георгий Константинович любезно предложил мне выйти, чтоб всем было хорошо слышно.

Главное вновь же вежливо так. Душевно даже. Мол, мне самому будет удобнее зачитывать проект, стоя перед одноклассниками, а им, в свою очередь, не придётся изгибаться, чтоб разглядеть докладчика. Но будь я и вправду мальчишкой, точно растерялся бы. Даже теперь гляжу вот и прямо как-то не по себе становится. Хотя казалось бы…

А Георгий Константинович отошёл в стороночку, в уголок самый, руки за спиной сцепил и смотрит этак, преласково. Ждёт, когда облажаюсь? Пусть себе ждёт.

Я плечи расправил, класс окинул взглядом и начал… в общем, не зря вчера Ворон гонял. Я прям благодарности к нему преисполнился.

Ненадолго.

— … таким образом очевидно, что, пользуясь лазейками в существующих законах, многие заводчики притесняют…

Слушают хотя бы внимательно. И не потому, что увлеклись. Скорее уж опасаются на моё место попасть.

— … тем самым подрывая доверие народа к государю и власти, — выдохнул я, с трудом удержавшись, чтобы не скомкать несчастные листочки.