медленно текла тёмная кровь. Всё ещё неровно дыша, я откинула пистолет и подошла к убитым. Запах крови сильно мешал, но я нашла того человека, от которого пахло так же, как и от Волчары. Но эти двое даже внешне не были похожи. Видимо, проект «Нефелим» уничтожен, но некоторые его… продукты ещё живы. Надо будет рассказать Сайринату, раз Анрили пока нет.
Я лёгким шагом двинулась по направлению к Логову. Хотелось петь, танцевать и делать глупости, словно я была пьяна. Мне было удивительно легко и хорошо, солнце весело играло на осенних листьях, и жизнь была прекрасна! Правда, память подсказывала, что может быть и лучше, но всё равно я была очень довольна, словно сбылась моя давняя мечта.
— Можем идти спокойно. Погони больше нет, — сообщила я Николаю и его родителям, танцующей походкой приближаясь к ним.
— И поэтому ты такая довольная? — подозрительно осведомился Николай.
— Ага!
— Мне бы хотелось задать Вам несколько вопросов… — начал Макар.
— Потом! Всё потом! Разве это так важно?
— Ну, э-э-э…
— Прекрасно! Тогда давайте наслаждаться прогулкой. Осень в этом году просто замечательная, правда?
— Хм… да, конечно. Осень просто великолепная.
Я намеренно шла чуть впереди, чтобы не вслушиваться в тихий разговор людей, который, к слову, не продлился долго. Мне хотелось удержать это удивительное ощущение лёгкости, я что-то напевала и наслаждалась пейзажем. Ближе к Логову моё радостное настроение пошло на спад, но всё равно я была очень довольной.
Вечерело, и стало заметно холоднее. К счастью, нам удалось добраться до Логова раньше, чем совсем стемнело. Мне-то, в общем, было всё равно, но вот людям было бы тяжело идти.
— Сюда, — сказала я, указывая на открывшийся тоннель.
Когда родители Николая спустились, молодой человек подошёл ко мне и полушёпотом спросил:
— Послушай, а ящеры умеют стирать память?
— Насколько я знаю, да, а зачем?
— Понимаешь, я ещё не знаю, как мама с папой на всё это отреагируют. Я обещал рассказать обо всём, когда мы будем в безопасности.
— Понятно, — ответила я и полезла вниз.
— Лина…
— Аля, — поправила я. Так Алиса сократила моё новое имя, поняв, что не сможет правильно выговорить полную форму.
Мы вчетвером прошли дезинфекцию и оказались в коридоре технической зоны. Родители Николая, не отрываясь, смотрели на невозмутимых стражей.
— Аля… — снова попытался обратиться ко мне молодой человек.
— Ты им всё расскажешь. Сейчас же, — сказала я. — И чем ты на самом деле занимался, и что это за место, и кто я такая!
Поскольку я постепенно повышала голос, отец Николая расслышал мои последние слова и переспросил:
— Да, кстати, кто Вы такая?
От этого вопроса мне стало неожиданно обидно. Радостное настроение испарилось, словно его и не было. На глазах выступили слёзы. Чувствуя себя маленькой девочкой, я трусливо кинулась прочь. Когда я набирала код на двери, то уже почти рыдала. Полузнакомые цифры плыли перед глазами, я несколько раз ошибалась. Наконец, дверь открылась, и я почти вслепую метнулась к дивану и упала на него. Слёзы душили меня, но я не хотела позволить им пролиться.
— Плачь, Айя, — мягко посоветовал знакомый голос. — Не стыдись и не держи это в себе. Эти слёзы должны пролиться.
Я часто заморгала и подняла голову. Сайринат осторожно опустился на диван рядом со мной.
— Я… я уже в норме, спасибо, — чуть хрипловатым голосом пробормотала я.
Воин осторожно провёл по моей щеке тыльной стороной ладони. Это стало последней каплей — я разрыдалась. Сайр молча привлёк меня к себе на грудь и стал поглаживать по спине. Уже через пять минут я смогла более-менее успокоиться, но оторваться от воина оказалось выше моих сил. К счастью, он не стал ни о чём спрашивать, вероятно, понимая, что, если я начну рассказывать, расплачусь снова.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо произнёс Сайринат.
— Гораздо лучше. Благодарю тебя. Дай, пожалуйста, успокоительного.
— Уверена?
— Да. Не хочу чувствовать себя истеричкой.
— Ты не истеричка, а просто молодая охотница, — ответил Сайринат.
Когда он поднялся и пошёл за препаратом, я почти пожалела, что попросила его. Вернувшись, он протянул мне открытую ампулу с плоским дном, очень похожую на мерный стакан, и вновь сел рядом. Я выпила средство и передала пустую посуду Сайру, тот поставил сосуд на тумбу у дивана.
— Сегодня я убивала, — сказала я. — И мне было от этого хорошо.
— Такое будет повторяться. Ты думала, что охотницы убивают из-за природной кровожадности? На самом деле, это зависимость.
— Вот хрень. Но меня это почему-то не удивляет. Поэтому я и сказала, что не хочу становиться монстром — я ожидала чего-то в этом роде.
— Пока не думай об этом, — посоветовал Сайринат.
— До каких пор?
— Пока не прибудешь домой.
— Твоя родина пока ещё не мой дом, — напомнила я. — И я не могу не думать. Собственно, рыдать я начала после того, как отец Николая спросил, кто я.
— Ты — Алькирайя из рода Лионрдэ, моя наследница и самое удивительное существо из всех, что я встречал.
— Не преувеличиваешь? — поинтересовалась я.
— Каких слов ждать от безнадёжно влюблённого?
— Почему «безнадёжно»?
— Потому что у нас нет общего будущего.
— Несколько месяцев этого будущего у нас ещё есть. А потом будет общее прошлое. Разве этого мало?
Сайринат не стал отвечать. А я смотрела на него из-под полуопущенных век, и в мою душу закрадывалось подозрение, что его любовь не безответна.
На следующий день, когда я в одиночестве зашла в столовую выпить чаю — после долгих разговоров горло пересыхало — ко мне подошёл Николай с Раиной. Женщина, опасливо озираясь, приблизилась ко мне и сказала:
— Аля, здравствуйте. Мне неловко Вас просить, но… быть может, возможно вернуться в посёлок за нашей кошечкой?
Я была почти уверена, что Николай так и не рассказал родителям, что я — та самая Ангелина, которая приезжала к ним несколько недель назад. Возможно, это и к лучшему.
Глава восьмая
Сайринат
Айя стала выпрашивать успокоительное почти ежедневно. Теперь уже она настаивала на совместных ночёвках — когда меня не было рядом, ей снились неприятные сны. Я снова стал носить браслет с дисплеем, передававшим изображение с установленных в наших покоях камер. Айя надолго закрывалась в ванной, и меня это настораживало. Она больше не могла помогать мне с заданием координаторов. Любое неосторожное слово могло разозлить или расстроить её. Она постоянно задавала вопросы, касающиеся этики и морали. Она призналась мне, что чувствует, как все понятия утрачивают для неё значение. Мне было тяжело отвечать ей, ведь я даже нашу этику и мораль знал