— Давай, — легко согласилась Лекса.

И мы двинулись добывать себе мамонта.

Но стоило только подойти к магазину поближе, как один из бычков уставился на нас и многозначительно свистнул и тошнотворно улыбнулся, выставляя гнилые зубы.

— Что, мужик, хорошо сосет сучка? — пьяным голосом изрыгнул он.

— А тебе, заднеприводному, это зачем? — с издевательской усмешкой без малейшей заминки выдала подвыпившая Лекса. Хотя не сомневаюсь, что она и трезвая нашлась бы, что ответить. — Или ты ему свой тухлый рот предложить хочешь?..

— Ты че несешь, шлюха вонючая⁈ — обиженно взревел бычок.

Пришлось объяснить ему, как сильно он не прав. И его друзьям — тоже.

Не знаю, чьи именно зубы остались на асфальте перед магазином, но Лекса переступила через них с самым победоносным видом. И отправилась в магазин выбирать чипсы и газировку.

Накупив целый мешок всякой еды: горячей, холодной и глупой, мы двинули к общаге.

Парни, которые уже начали расползаться в стороны от входа, предпочли затихнуть и прикинуться мертвыми.

— Это у тебя карма или суперспособность такая — собирать приключения на пятую точку? — спросил я Лексу.

— Скорее, хобби, — ответила она, подумав.

— Опасное хобби, вообще-то.

Она рассмеялась, оступилась и схватилась покрепче за мой локоть, чтобы не упасть.

— О, кому-то больше не наливать!

— Вот только хотела сказать, что ты сейчас говоришь прямо как мой отец, — отозвалась Лекса. — И тут же получила еще одно подтверждение. Только ему сто с лишним лет, а тебе… Сколько тебе? Двадцать пять? Двадцать семь?

— Двадцать три.

— Да ты же всего на четыре года меня старше! Откуда в тебе весь этот депрессняк?

— Я старше тебя не на четыре года, а на целую реку говна, через которую довелось проплыть, — неожиданно искренне ответил я.

Лекса стала серьезной. Все еще держась за мой локоть, она вдруг спросила:

— Ты считаешь, чтобы стать умудренным жизнью человеком, непременно нужно проплыть реки говна?

— Никогда не задумывался об этом с такой позиции, — признался я. — Но… Они и правда неплохо учат жизни. Отрезвляют и приземляют.

— А мне кажется, что реки говна могут научить разбираться только в сортах этого самого говна, а не в чем-то там еще. Иначе самыми мудрыми людьми в этом мире были бы ассени… ассенизаторы. Блин, меня язык не слушается. И вместо универов людей бы отправляли прямиком в сральню, постигать истину. Но это же не так? Я верю в то, что нас развивает и делает лучше только прекрасное. Вещи, эмоции, поступки, воспоминания. Понимаешь? И только тот, кто разбирается в прекрасном, сможет его потом увидеть вокруг себя — в искусстве, в людях…

И тут она вдруг резко остановилась, обернулась ко мне и совсем другим тоном спросила:

— Постой-ка, до меня только сейчас дошло. Ты хотел, чтобы я уехала вместе с тобой из «Неба», потому что опасался, что кто-то может прийти за тобой в ту комнату, а застать в ней одну меня?

— Типа того, — нехотя ответил я.

— У тебя что, опять какие-то неприятности?

— Неприятности — это моя естественная среда обитания, — улыбнулся я. — Не переживай, все нормально.

Лифт, конечно, не работал. Пришлось подниматься пешком по лестнице, пахнущей сыростью и старыми сигаретами. На третьем этаже нас остановил хриплый голос:

— Павлик? Это ты, падла?

Из темноты выкатилась фигура в грязном халате — мой сосед Петрович, вечно пьяный вусмерть.

— О, барышня! — он захихикал, тыча пальцем в Лексу.

Та замерла. Я шагнул вперед, закрывая ее собой.

— Петрович, иди-ка ты спать.

— Да я шучу, шучу! — он махнул рукой и пошатнулся в сторону своей двери. — Только водочки мне оставь за беспокойство, а?

Я уже открывал рот, чтобы послать его куда подальше, но Лекса вдруг полезла в сумочку.

— Вот, — она протянула ему шоколадку, купленную еще в «Небе». — Лучше закусите. Глюкоза полезна для мозговой деятельности.

Петрович остолбенело уставился на золотую обертку, потом на Лексу, но шоколадку взял.

Моя «берлога» встретила нас хаосом: рюкзаки в углу, одежда на стуле. На столе — коробка от патронов. И посреди всего этого — аккуратно заправленная кровать.

— Ты… заправляешь постель? — она повернулась, и в ее глазах читался неподдельный восторг. — Серьезно? Ты, который только что рассказывал мне про «реки говна», каждое утро аккуратно заправляешь постель?..

— Привычка со времен интерната, — пояснил я, поставил пакет на стол и задернул занавески. А потом повернулся к Лексе и добавил: — Но вообще ее вид можно очень быстро исправить.

Я притянул Лексу к себе, и содержимое пакетов посыпалось на пол. Потом кто-то пытался долбиться к нам в дверь, кроя матом и требуя тишины.

Но тишина наступила только через пару часов. Мы опять лежали вдвоем на одной подушке. Лекса дремала. А я смотрел в потолок и слушал, как на стене тикают старые часы.

Странное ощущение. Тишина, желтый свет. Аромат духов, смешанный с пыльным запахом моих рюкзаков, остывшей еды, горьковатого масла и пороха.

Спокойствие.

Скорее всего, сегодня я наделал много глупостей. Не надо было ловить ее за руку. И подниматься в номер с дочкой Штальмана — тоже так себе идея. А уж тащить ее сюда…

Я закрыл глаза.

Спокойствие. Наполненность и облегчение одновременно.

Черт возьми. Могу я побыть эгоистом и сделать что-то не потому, что надо, а потому что хочется?..

Посидев еще немного в тишине, я выбрался из постели, натянул штаны. Собрал вывалившиеся контейнеры с едой и пакеты с печеньем.

— Что, опять зовут? — сонно пробормотала Лекса, приоткрыв один глаз.

— Кто? — не понял я.

— Ну эти твои. Будни трудовые…

Я тихо рассмеялся.

Блин, Лекса. У меня из-за тебя с непривычки уже щеки болят улыбаться.

— Нет, отдыхай.

Я придвинул лампу поближе, открыл упаковку остывших мини-котлет. И, сунув первую в рот, вытащил из кармана конверт Данилевского.

Внутри оказались краткие досье членов моей семьи. Мамы, отчима и младшего брата.

Информация про отчима поместилась на одной страничке. Родился, учился, женился. Работал в университете. Проявил агрессию по отношению к одному из студентов, за что был уволен и привлечен к суду. Суд постановил направить его на психоневрологическую судебную экспертизу, а потом — на принудительное