– А где цветы? – притворно нахмурилась «капризная примадонна», появляясь в проеме двери. Она была изумительно хороша, если не сказать ослепительна, но как тогда описать впечатление, которое она производила, выходя на сцену? А сейчас «парижская фея» одета по-домашнему, в «простой» шелковый халат персикового цвета и как бы даже с золотой вышивкой по рукавам, лифу и подолу.

– Виноват, – принимая игру, развел пустыми руками месье Раймон Поль. – Забыл…

– Что ж вы, сударь, такой забывчивый? – «гадюкой» прошипела «блондинка Виктория». – Уж не состарились ли вы раньше времени в лучах моей славы?

– Ваше сияние, дива миа, не старит, – усмехнулся в ответ Раймон, входя в номер и захлопывая за собой дверь. – Оно испепеляет.

– Во как! – улыбнулась Виктория и сделала шаг навстречу.

До этого она все время отступала перед ним, как бы завлекая или даже заманивая в глубину номера. Но сейчас приблизилась, с невероятным изяществом сломав дистанцию, и плавным, очень женственным – донельзя обольстительным движением – положила руки ему на плечи.

– Как страшно жить… – прошептала она, но, судя по выражению глаз и плавному движению губ, жить ей было отнюдь не страшно, а напротив, восхитительно и прекрасно.

– Мы едем завтра утром, – сказал Раймон, позволив, в конце концов, улыбнуться и себе. – Вернее, летим. На самолете, – уточнил он для «блондинок».

– Так быстро? – в глазах Виктории уже кружило хоровод любовное безумие, но слова Раймона она услышала и поняла правильно.

– Ты забыла, красавица, – он обнял ее и с нежностью прижал к груди. – Ты забыла, что у тебя лучший в мире импресарио…

Ну не рассказывать же ей, – тем более, сейчас, в этот странный миг, случившийся между явью и грезой – чего ему это стоило! Но оно того стоило, если увидеть, как увидел Виктор, волшебное сияние, возникшее вдруг в голубых глазах Виктории. И хотя Раймону не слишком нравилась идея тащить «диву Викторию» в страну, охваченную Гражданской войной, ее счастье – даже минутное – оправдывало многое, одновременно отменяя многое другое.

«Я безумец!» – твердил он себе, бешеным метеором проносясь по Парижу: визы, фрахт самолета, уговорить музыкантов, согласовать в испанском посольстве сроки и даты, расценки и маршруты.

«Я безумец!» – он мог себе позволить быть искренним перед самим собой. Хотя бы перед собой. Хотя бы мысленно. И, разумеется, был прав: чистейшей воды безумие, и главный негодяй пьесы именно он, поскольку не остановил этот «дикий каприз», удавив «инициативу масс» в самом зародыше. Однако сделанного не воротишь, а не сделанного не сделаешь. И более того. Сколько бы – пусть и перед самим собой – не изливал желчи Раймон Поль, как бы не сетовал на капризы блондинки Виктории и себя дурного, идущего «на поводу у бабы», он все равно гонял по Парижу, словно скипидару под хвост получил, «покупал и продавал», договаривался и ругался, согласовывал и платил… Но зато, в конце концов, ему было, что принести Виктории вместо цветов и чем ее удивить…

* * *

– Спишь? – едва слышно спросила она.

– С ума сошла? – так же шепотом удивился он.

– Почему сошла? – она чуть повернулась к нему, придвигаясь, и он почувствовал прикосновение ее груди к своему плечу.

– Ну, так чего тогда спрашиваешь? – проворчал он, оборачиваясь к ней лицом. – Разве может шевалье спокойно уснуть рядом с обнаженной женщиной?

– А неспокойно? Если ты шевалье, то…

– Всю жизнь должен не покидать седла.

– Ну… – он знал, она улыбается.

– Это намек или приказ? – улыбнулся он в ответ.

– Грубоватый образ… – «надула губки» она. – Но по смыслу правильный… Атакуйте, месье!

* * *

На следующий день, в семь тридцать утра по среднеевропейскому времени они – Виктория и Раймон, и еще с дюжину музыкантов и «приравненных к ним лиц» – вылетели из нового парижского аэропорта Виленьи-Орли на зафрахтованном Раймоном Полем новеньком Potez 62, взявшем курс на Испанскую республику.

3. Степан Матвеев / Майкл Мэтью Гринвуд. Турин, Королевство Италия, 12 января 1937 года

«Да-а-а… Угораздило же выбрать место для житья в Турине – практически мечта охотнорядца. Пять кабаков, две гостиницы и синагога с еврейской религиозной школой. Есть где спать, где пить и кого бить», – Степан невесело рассмеялся и подумал, что поделиться удачной шуткой не с кем – Фиона не поймет, да и ни к чему это, а остальные… Олег пропадает неизвестно где, может быть в Португалии, а может, вообще – в Палестине, Витька в данный момент, наверное, уже в Испании с Татьяной, а Ольга…

«А Ольге сейчас, пожалуй, как никому из нас, не до шуток».

«Вот так. Простые радости жизни – спать, пить, бить. И все это в окружении святых и князей», – так думал Степан, входя в кафе, расположенное наискосок от гостиницы и практически напротив синагоги. Иронией судьбы и итальянской топонимики квартал, где расположилась его гостиница, находился в обрамлении улиц Святого Пия V, не менее святого Ансельма и какого-то князя Томмазо.

«В хорошей компании еще и не то может случиться…»

Официант, узнав Матвеева, улыбнулся, вспомнив, вероятно, «уроки кулинарии», преподанные «сумасшедшим англичанином», и, не предлагая меню – он все уже знал и так – буквально через несколько минут расставлял на столе тарелки. Яичница, ветчина с зеленью, сковородочка с тонкими ломтиками обжаренного и шкворчащего в растопленном сале бекона, сыр и маринованные оливки. Исходящий паром кофейник и непременный – куда же без него! – рогалик с маслом и джемом венчали картину, вполне привычную для англичанина, но слегка шокирующую итальянцев с их врожденной нелюбовью к плотным завтракам.

«Вот что значит правильная дрессировка! Какие-то четыре дня, один строгий выговор официанту плюс слегка урезанные чаевые, и результат налицо – мои вкусы и пожелания здесь уже запомнили и воспроизводят практически без ошибок. Пусть и с приятными вариациями».

Оглядев раскинувшееся перед ним кулинарное великолепие, Степан блаженно улыбнулся, вспомнив, как четверть часа назад Фиона, устроившись у него на коленях, невинно поинтересовалась, а не будет ли скучать «милый Майкл» если «его девочка» прогуляется немного по здешним магазинам? Да и к парикмахеру заглянуть не мешало бы и… так, слово за слово, нашлась добрая дюжина веских доводов в пользу того, чтобы встретиться за обедом, а лучше – за ужином, где-нибудь на пьяцца Сольферино.

«Ну, раз уж у меня сегодня снова образовался относительно свободный день, стоит посвятить его неотложным делам», – а таких дел, по правде говоря, накопилось много, практически выше крыши.

После того, лиссабонского, скомканного разговора, старый лис – сэр Энтони – перезванивал еще дважды, но оба раза без ненужной лирики и демонстрации псевдоотеческих