Он поковырял скамейку. Стал терпеливо ждал продолжения.

– Видишь, почти прорвались… Когда стало ясно, что не вытягиваем, я приказал кораблю закачать всю информацию мне. Продублировать аварийным пакетом.

Пилот трогал кончиками пальцев мокрые иголки, дышал свежим июнем и, видимо, очень не хотел рассказывать.

– Это очень больно и, честно говоря, против всяких инструкций. Но только так я мог быть уверен, что сумею сохранить весь комплекс данных. Теперь я потихоньку схожу с ума, но пакет сохраняю.

– Что можно сделать?

– Говори со мной. Будь поблизости. Больше ничего не сделаешь.

– А вот то, что я видел. Это откуда?

Михеев потянулся.

– Это, Стас, часть нашего с «Гамаюном» мира. Мое прошлое. Воспоминания. Кое-какая аппаратура синтетической реальности находится в капсуле. Ты свой реал-модуль напрямую через нее подключил. И правильно сделал. Ты нас довези. Обязательно довези.

* * *

Сдернув лианы, Стас от души помянул всю нечисть, какую знал. Выбрался из кресла и стал искать аптечку. Вот. Три ампулы энергетика. Принимать, понятно, в крайнем случае и прочие благоразумные предупреждения. Одну он раскусил сразу, еще две сунул в карман и снова сел за пульт. Так, что он не успел сделать? Выставить оповещение – сразу, как только «Вепрь» запеленгует башню, пусть сигналит. Поднять «домового», проверить маршрут, скорректировать, а то придется вездеходу нырять в речушку в самом широком месте. Справится, конечно, но время потеряет. Так что давай лети, дружище, и не попадись на обед фауне.

Энергетик переливался в голове холодной яркой волной, делал предметы яркими, движения точными, а мысли очень конкретными и резкими. Снова застегнув страховочную сбрую, Стас длинно выдохнул и достал из гнезда приборной панели лиану контроля систем. Конечно, использовать ее, находясь в модуле синтетической реальности – авантюризм в чистом виде, но! об этом он будет думать потом.

* * *

Потом он болтался в кресле и радовался, что пристегнулся, потому что сил двинуть рукой уже не было. Вторую капсулу он раскусил спустя пятнадцать часов после первой. К тому времени он уже путал изображения на мониторах и ощущения реала, которые все сильнее размывались наложениями Михеева: пилот проваливался в прошлое, и Стас вместе с ним. Он просто не успевал выхватить его, вернуть в теплую летнюю Москву. Шел по следам. В мертвую африканскую деревню, где бесстрастный Михеев переворачивал ссохшиеся детские трупы с раздутыми животами и кому-то докладывал:

– Да, все правильно. Испытывали маркетинговый искин. Видимо, выявляли наиболее эффективное воздействие для повышения лояльности клиентов. Все правильно, переборщили с установочным воздействием.

Невероятно тонкая мертвая рука падает в пыль. Михеев подзывает кого-то в форме:

– Полная зачистка.

В крытые соломой хижины бьет струя огня.

Стас снова тащит Михеева за собой, «Вепрь» кренится, и приходится смотреть, что на маршруте. На маршруте размытый берег реки, который умная машина преодолевает, но время потеряно.

Время непрестанно гонит его по рассыпающемуся миру Михеева. Стас видит, как в Вене Михеев предает экологов, собиравшихся освободить животных, над которыми проводили опыты по изменению поведения, и программу благополучно завершают. Заказчик доволен. Животные творят такое, что Стасу делается страшно. Михеев крадет результаты программы. В Монреале он тихо убивает нелегального разработчика нейроинтерфейсов, вывозит разработку и продает ее корпорации. Параллельно вербует сотрудника корпорации.

– Теперь разработка под контролем и есть серьезные ресурсы для развития, – говорит он кому-то.

Стас хочет ударить Михеева, но тот смотрит на него прозрачными глазами и спрашивает:

– Стас, мы успеваем? А то мне что-то нехорошо.

Стас сдирает холодные налобные контакты и кричит от гнева и отвращения. Плачет. От гадливой жалости.

Вездеход упрямо карабкается по склону, мониторы заливает стена дождя. Надо идти обратно.

Михеев сидит за столиком кафе и разговаривает с неприятным типом. Тип стреляет по сторонам блестящими глазками, трет потные ручки. Михеев шипит:

– Я был в той деревне. Я знаю, что разработку вывезли в Москву. Говорите! Что. Сейчас. Делает. Профессор.

Тип мнется и очень хочет убежать. За окнами кафе метет пурга, и сквозь нее поднимает в серое небо купола еще не музей, еще храм – огороженный, с телемониторами по периметру, на экранах священники и реклама какого-то банка.

– Вы обещаете, что Комиссия меня вывезет?

– Обещаю, – морщится Михеев, – но мне надо знать, насколько эффективно этот искин работает.

Человек с бегающими глазками оглядывается. Горячо шепчет:

– Я знаю, что лаборатория где-то на окраине. Знаю, что испытания назначили на предновогоднюю распродажу. Говорят, будут проверять в полевых условиях. Уровень эффективности должен быть не ниже восьмидесяти процентов. Хотят измерить, насколько возрастут продажи, если применить алгоритмы под управлением искина Профессора.

Купола за окном ползут, улица растекается, превращается в площадь. Михеев из машины смотрит на огромное здание с надписью «Детский мир». Рядом с ним коротко стриженный человек барабанит пальцами по рулю.

– Мы не успели. Они уже запустили искин. Испытание началось.

Свет в окнах пульсирует, и от этой пульсации Стасу делается очень плохо. В здании нарастает гул. Многоголосый торжествующий вопль. Что-то грохочет. Вопль перерастает в экстатический вой, длится, немыслимо долго тянется, затихает. По ступеням магазина текут тонкие черные струйки.

Стас долго не понимает, что это кровь. Не может этого выдержать. Зло всхлипывая, раскусывает последнюю капсулу и смотрит в дождь.

«Вепрь» тихо раскачивается, капсула с умирающим монстром тихо раскачивается, мир вокруг Стаса тихо раскачивается. Мир Михеева размывается. Теперь это абстрактное серое пространство, в котором лишь изредка возникают осмысленные фрагменты реальности. Стас устремляется к ярко освещенному пятну.

Михеев сидит за столиком ресторана с сухопарым черноволосым человеком. Человек этот звенит от внутреннего напряжения, говорит тихо, отрывисто.

– Вы страшный человек, Михеев. Вы дождались испытания жуткого оружия, которое взламывает мозг. Вы знаете, сколько людей погибло в «Детском мире»?

Михеев аккуратно раскладывает салфетку.

– Пятьсот шестьдесят два человека. Еще сто сорок скончались в больницах позже. Какое отношение это имеет к нашему делу? Вам нужна эта разработка? Я ее передаю.

– Михеев, вы работаете на Комиссию, которая собирает в своих руках самое страшное оружие за всю историю человечества. Вы убиваете людей, предаете. Вы совершенно безжалостны, для вас мертвые дети – это «сопутствующие потери». Зачем вы помогаете нам?

И тут Стас узнал его. Это же Сергей Слепнев, лидер «Нового гуманизма». Тот, кому удалось невозможное – двинуть человечество к Эре Объединения.

Михеев с аппетитом жует. Хищно улыбается.

– В вашем прекрасном светлом завтра мне места нет. И