Уилки лежит навзничь где-то на улице другого, тёмного города; длинные волосы паклей стелются по растрескавшемуся асфальту; некто безликий в цилиндре нагибается и запускает тонкие многосуставчатые пальцы в глазницу, выпрямляется – и надкусывает погасший глаз, как сливу.

…безликий похож на самого Моргана, точно искажённое отражение.

– Заткнись! – По спине пробежал холодок, напоминающий о самом обычном человеческом страхе. – Если только попробуешь, я…

– Что «ты»? – с любопытством обернулся Уилки. Болезненная тяга к саморазрушению, до одури напоминающая задавленное чувство вины, ушла из его взгляда, и Морган теперь не знал, померещилась она ему или была там на самом деле. – Скажи, правильный мальчик. Я внимательно слушаю.

Он стоял слишком близко и смотрел слишком пристально. Соврать было невозможно.

Проблема заключалась в том, что Морган уже сам не знал, что сказать.

– Просто не делай этого, – наконец произнёс он вслух, сухо и скованно. – Есть гораздо более интересные способы самоубийства.

– Поделишься опытом? – вздёрнул бровь Уилки.

Щёки начало припекать, словно их перцем натёрли. Но это было так… по-семейному обыденно?

«Привыкаю чувствовать себя идиотом, – пронеслась в голове дикая мысль. – И, похоже, мне это нравится».

– Обойдёшься. Лучше вот о чём поговорим… – Мысль, которая всё никак не могла сформироваться с того самого момента, как почти у самых ног разверзлась чудовищная воронка, наконец обрела конкретные очертания. – Насколько неодинаковыми могут быть тени?

Взгляд Уилки стал заинтересованным. Из-под ресниц коротко полыхнуло золотым.

– Поясни.

Морган зябко сунул руки в карманы, накинул капюшон и направился вниз по улице, соображая, где бы свернуть, чтоб поскорее добраться до дома. Уилки шёл рядом, попадая точно в шаг.

– Я в самом простом смысле. Вот есть что-то серое и человекоподобное – как те призрачные лица у забора. Они похожи на жертвы, переваренные не до конца, – медленно выговорил Морган и сам поёжился. Уилки неопределённо качнул головой, то ли соглашаясь, то ли поощряя к дальнейшим объяснениям. – Далее, существует нечто вроде живой смолы – это уже напоминает массу, из которой формируются другие тени. Некоторые только отдалённо похожи на людей, – уточнил Морган, вспомнив долгоруких карликов из воронки и безголовых кукол с растопыренными по-паучьи конечностями. – Другие… Ну, я их сам называю безликими. Они в точности как люди, но без лица и в этих чёртовых цилиндрах, которые превращаются в крыс. Так вот, а могут ли быть и другие тени? Ещё более похожие на людей?

На мгновение лицо Уилки приняло очень интересное выражение, нечто среднее между любопытством, одобрением и бесконечной тоской, но затем вновь стало непроницаемо-спокойным.

– Думаю, что есть. Тени постоянно изменяются…

– Я помню. Ты говорил, – кивнул Морган уверенно и приготовился слушать, потому что интонации подразумевали продолжение. Но Уилки отчего-то затянул паузу.

«Чего он ждёт?»

Дорога под ногами раздвоилась. Одна – обледенелая брусчатка; другая – узкая тропа с обочинами, сплошь заросшими красноватым тимьяном. Жёсткие тёмно-зелёные листочки были покрыты инеем.

Уилки без раздумий свернул на тропу. Морган последовал за ним. Вдоль позвоночника эхом прокатилось щекочущее ощущение – то ли предвкушение, то ли благоговейный трепет, сродни тому, что он испытывал в детстве, когда мать брала его с собой в парикмахерскую на углу между улицей Редфорда и спуском с холма. Это было, что называется, «респектабельное, элитарное заведение», но тогда он не знал таких слов. Просто чувствовал, что оно отличается от всех остальных парикмахерских, где он уже бывал, – неуловимым пудровым запахом дорогих шампуней; изобилием зеркал и неярких ламп, чей свет достигал парадоксальным образом самых дальних уголков зала; сложной системой расписных бумажных ширм на рамке из чёрного дерева; бесконечной мягкостью вращающихся кресел, обшитых замшей цвета молока.

Чаще всего Морган просто наблюдал, как стригут и укладывают дивные светлые волосы Этель. Но иногда она вдруг бросала небрежно: «Мальчика тоже приведите в порядок». И тогда его усаживали в сладостно-мягкое кресло, где всё, от подлокотников до подголовника, подстраивалось под рост клиента, затем оборачивали в шелковистую ткань и велели держать голову прямо.

Морган неподвижно сидел и таращился в сияющее зеркало, обрамлённое лампами, и сверкали на столике жутковатые и таинственные склянки, пузырьки, металлически блестели парикмахерские инструменты, а около кресла вертелась светловолосая фея с асимметрично подстриженными белыми волосами и с ярко-голубыми глазами. Вокруг неё неуловимый пудровый запах был гуще, а ощущение запредельной, непостижимой, восхитительной чуждости – сильнее. От прикосновения её пальцев к голове и шее по всему телу прокатывалась волна дрожи и приятной, изматывающей слабости.

То, что показывал ему Уилки, было совсем иным – диким, запущенным, яростно-живым и мрачным. Однако ощущения будило те же.

Мир, который нельзя понять до конца, чужой даже в малейших деталях, вызывающий подспудный восторг… и немного стыдное желание обладать.

Не то чтобы Морган обожал элитные парикмахерские.

Не то чтобы он любил колдовские пути, пронизывающие город насквозь, и цветущий под снегом тимьян…

– Сначала появилось то, что ты называешь «смолой», – заговорил вдруг Уилки, словно очнувшись от забытья, когда Морган уже сам решил было задать наводящий вопрос. – Вскоре после войны. Оно как будто зарождалось само по себе, в темноте, поэтому я так и называл его – тени. О разломах и тонких местах тогда никто ничего не знал. Достаточно было любого источника света, даже лунного блика, чтобы тени исчезли. Долгое время я считал их относительно безопасными, пока не увидел, как они сожрали старика. Он прошёл сквозь одну из таких теней, пьяный, как всегда, – а на следующий день слёг. В нём погасло нечто важное. Родственники вздохнули с облегчением, когда он внезапно заболел и умер, – как же, избавились от надоедливого пьяницы. Но я-то знал, в чём дело… Другой раз тень пыталась напасть на ребёнка – но растаяла сама. Девочка ничего не заметила, – улыбнулся Уилки, и резкие черты лица его на секунду смягчились. – Но так случалось не всегда. Иногда тени не без успеха нападали на детей. Не брезговали и животными – собаками, крысами… Только кошки их, похоже, видели. И рвали на части, когда могли.

– Интересная деталь, – усмехнулся Морган, но затем вспомнил дом Льюисов и посерьёзнел.

Дебора всегда держала в особняке с дюжину кошек, а самых флегматичных из них ещё и таскала с собой на светские мероприятия. Она явно сталкивалась с тенями, и не раз, но оставалась невредимой.

«Надо посоветовать Кэндл завести пару кошаков, – подумал он. – Может, спросить у Ривса? Он ведь работает волонтёром в каком-то приюте для бездомных животных…»

Уилки взглянул на него