— Ну да, ну да, — покивал я, соглашаясь. — Если я к ним в руки попадусь, они меня однозначно выпотрошат. Может быть, даже выебут. Только вот сейчас ты у меня в руках, парень. И как бы так не вышло, что я тебя сам на куски порежу.

Я вытащил нож, который до этого уже успел очистить от крови травой, и покрутил его между пальцами, показав ему.

— Вон он — я, вот нож, — сказал я. — А ты тут лежишь. И, как сам понимаешь, у тебя есть два варианта — ответить на вопросы или умереть, причем, очень больно.

— Да о чем мне с тобой пиздеть? — спросил он и тут же продолжил. — Ты же меня все равно кончишь. Как Фреда, как сам сказал.

— Фред-то живой, — я криво усмехнулся. — На цепи сидит. И ты знаешь, я даже думаю его выпустить, когда все закончится. Что он мне один сделает? А так выбор за тобой.

Резким движением я вогнал лезвия ножа в землю у самого его виска. Глубоко, примерно на половину длины. Он дернулся, попытался откатиться, но я удержал его левой рукой. Снова выдернул клинок, осмотрел — следов на блестящей поверхности практически не осталось. Хороший нож.

Кстати, этого парня я тоже знаю. Как зовут не в курсе, но он — один из тех, кто приезжал «импортных» искать в Дачное, после того, как мы конвой разнесли. Короче, тут вся команда из тех, что под Изгоем ходили, под особистом тем.

— Как зовут? — спросил я, продолжая играться ножом.

— А тебя ебет?

— Раз спрашиваю, надо, — ответил я, на секунду перестал крутить нож между пальцами, после чего спросил. — Правая или левая?

— Чего? — не понял он.

— Значит, правая, — ответил я и резким движением перевернул его на живот.

А потом схватился за руку — они уже успели побелеть, все-таки стяжки тянут очень сильно. Наверняка еще и чувствительность потеряли, что, честно говоря, совсем не в мою сторону играет. Но ладно. Это все равно больно.

Я схватился за мизинец, и парень закричал. Но тогда я уперся коленом ему между лопаток, прижимая к земле, чтобы не дергался, поднес лезвие ножа к мизинцу и одним движением отхватил его. Сразу же полилась кровь, обильно — пальцы всегда кровоточат. Кровоснабжение хорошее.

В больнице, кстати говоря, палец и пришить могут, особенно если срез чистый, и его в лед положить. И он даже работать будет. Но тут, увы, не госпиталь, и до больницы он не доберется.

Я слез с парня, перевернул его на бок, и показал парню отрезанный палец, покрутил прямо перед лицом. После чего одним движением отшвырнул его куда-то в кусты, туда же, откуда эти уебки выбрались перед тем, как схватить меня.

Потом зажал рот, чтобы прекратить крик, и заставил посмотреть себе в глаза.

— Вот, видишь? — спросил я как можно более спокойным голосом. — У тебя их еще девять. Не начнешь говорить — могу что-нибудь повеселее придумать.

Когда только что часть твоего тела улетает в кусты, мыслить рационально становится очень тяжело. Тут и боль, и страх, и вообще все на свете. А Наташу я правильно спровадил — ей вообще ни к чему видеть, как я этого уебка пытать буду.

Я тем временем осмотрелся. Никого в окрестностях нет, все спокойно. И криков его никто не услышит.

Можно, конечно, до лагеря сперва дотащить, но ладно, сейчас Гром и Шон придут. Негр все равно в нашем разговоре ни слова ни поймет, и как раз он сможет за окрестностями понаблюдать.

— Я только познакомиться хочу, а у тебя пальца уже нет. Сам подумай, что я с тобой сделаю, когда начну всерьез расспрашивать.

Отпустил его и тут же хлопнул ладонью по лицу, сильно. Чтобы уже не до крика было.

— Фон… — сказал он. — Фон меня зовут. А ты… Ты Край… Паскуда… Ты мне палец отрезал.

— Отрезал, — кивнул я. — А теперь вопрос: как вы нас нашли?

— Не нашли, — принялся сбивчиво говорить он. Спекся. — Не нашли. На тебя случайно наткнулись. Просто проверить решили, думали, что вы у Дачного устроились. Да и на Краснокаменку первой напали, вот и подумали, что ближе всего…

Блядь, а ведь действительно элементарно вычисляется. Действовали мы в определенном операционном радиусе. И действительно, если расположились в лагере, то в первую очередь освободили два окрестных селения — Краснокаменку и Новый Свет.

Ладно, если действовать будем быстро, то отреагировать уже не успеют. Дождаться бы только, пока гвардейцы с импортными подойдут.

— Это кто-то из командиров вас отправил? — спросил я.

— Это Шульц придумал, — ответил он. — Вот и поехали.

— Связь с базой у вас есть? — спросил я. — Рация?

— Да, — кивнул он. — В машине.

— Где машина?

— У Дачного, километрах в пяти по дороге.

— Там еще люди есть?

— Да… Один охраняет.

Хорошо. Значит, машину мы тоже найдем, но потом. Еще одна тачка лишней не будет, особенно если учесть, что «буханку» нам расхуярили.

Ну а теперь следует расспросить о свежих новостях. Что там и как. Считай, живой радиоприемник. Все-таки одно дело — по рации слушать, особенно теперь, когда они в курсе, что мы их точно слушаем, а совсем другое — живой разговор с одним из непосредственных свидетелей.

Я повернулся, и увидел, как от леса в мою сторону идут Гром и негр. Махнул им рукой, мол, подходите. Сейчас доберутся, и тогда я и буду спрашивать дальше. А пока пусть парень немного передохнет.

— Ну пиздец, Край, — проговорил «росгвардеец», когда подошел ближе. — Ты куда поперся-то в одиночку.

— Цветы собирал, — честно ответил я. — Для Саши.

— Правильно говорят — от баб одно зло, — ответил он. — Но на самом деле рад, что живой.

— Спасибо, — кивнул я. — А теперь давайте послушаем.

Повернулся к парню, но бить или показывать нож не стал. Просто спросил:

— У вас, я слышал, еще деревню отбили. Что еще нового произошло?

— Так все, пиздец, — он попытался пожать плечами, но не смог, руки ведь за спиной связаны. — Нет у нас больше деревень. В Земляничном кто-то пострелял всех, кто остались, да все жители ушли. Штабелем уложили трупы аккуратно. Это не ваша работа разве?

— Нет, — я покачал головой, ни капли не покривив при этом против истины. — Что еще?

— Да все, — сказал он. — Остался только в Белогорске народ. Мансур, говорят, слюной брызжет, требует карать ехать, жечь все, что увидят. Но командир