— Я убила, да? — повторила она.

Глаза у нее были широкие от шока. Да, я не ожидал от нее такой реакции. Все-таки девчонка успела насмотреться на многое, а тут вот такое. Пришлось самой человека убить.

— Ты мне жизнь спасла, Наташ, — проговорил я, показал пальцем себе на лицо. — Видишь, что они со мной сделали? Если бы не ты, они увезли бы меня к себе на базу, заставили бы рассказать все, что я знаю, а потом в лучшем случае прострелили бы башку.

С учетом их любви к повешениям, скорее случилось бы именно это. Меня аж передернуло, когда я представил себя, болтающимся в петле.

— Да, но… Я же его убила… — голос сорвался, и она тут же отвернулась, будто боялась встретиться со мной взглядом.

— Наташа, — я мягко взял ее за подбородок и повернул в свою сторону. — Это был не человек. Люди — это те, что с нами. Те, что по деревням живут. А эти — не люди. Они пришли сюда грабить и убивать, прикрываясь словами и законе.

Расчеловечивание оппонентов — первый шаг к тому, чтобы сделать солдата способным убивать. И именно к этому методу я и приступил. Сознательно.

Обычно потом происходит расчеловечивание гражданских. А в последнем, финальном этапе — расчеловечивание себя самих. Когда вы уже перестаете представлять собой людей, а делаете вид, что вы — боевые машины, цель которых — умереть и унести с собой в могилу как можно больше врагов.

Оставалось надеяться, что к следующим этапам мне подходить не придется.

— Я, если честно, в него не целилась, — проговорила она, кажется, чуть успокоившись. — Я стреляла куда-то в его сторону, просто чтобы напугать. Я и в первого-то случайно попала, а тут…

Это тоже нормально. Солдаты в первом бою часто стреляют не чтобы убить, а просто куда-то в сторону врага. Выбирать цели и сознательно убивать они учатся позже, да и то не всем оно по силам.

— А как ты вообще здесь оказалась-то?

Благодарность отступила, как и ярость перед этим. И я снова начал мыслить рационально.

— Я тут цветы собирала, — сказала вдруг она. — Которые на могилу к Лике носила. Они красивые. А тут сразу несколько могил, и я решила…

Она посмотрела на меня, вдруг покраснела и проговорила:

— Только ты не ругайся, хорошо, дядя Край? Теперь я поняла, что это глупо. Если уж они тебя взять смогли, и чуть не убили, то что бы они со мной сделали бы? Я так больше не буду.

— Это хорошо, что ты сама поняла это, — сказал я. — Если честно, я и сам глупо попался. Не поверишь, я тут цветы собирал.

Я поднялся, сделал несколько шагов в сторону кустов, куда до этого бросил букет. Наклонился, подобрал его. Он помялся, конечно, так что я несколькими неловкими движениями попытался выровнять все. Вроде получилось. Ладно, я и сам сейчас не в очень романтичном виде, да и аккопонеминтировать на гитаре моей серенаде некому. Да я и не собираюсь серенады петь.

— Вот, видишь, — показал я. — Цветы собрал.

— Это для Саши? — тут же спросила Наташа и, не дожидаясь ответа, продолжила. — У тебя очень красиво получилось, дядя Край, ей обязательно понравится. И она хорошая, было бы хорошо, если бы вы сошлись. Правда, она ругается на меня иногда, когда я что-то не то делаю.

— Ну, она просто хочет тебя хорошо научить, — сказал я. — Ничего плохого в этом нет. Слушай ее, и все хорошо будет. Кстати, как там Руслан?

— С ним все хорошо, — кивнула она. — Его уже уложили. Саша говорит, что две недели полежать придется, но потом снова начнет ходить, как прежде.

Я сейчас заметил. Она ко мне обращалась как «дядя Край». А к остальным иначе — просто по имени. Странно как-то, но причины спрашивать не буду. Все равно не ответит. Просто так повелось, наверное.

— Ладно, Наташ, — проговорил я. — Подержи пока букет у себя. Нам нужно допросить этого.

— Хорошо, — она кивнула, взяла букет, зарылась в него лицом, понюхала. Лицо чуть просветлело. Все-таки у меня реально красиво получилось.

— Хотя, тебе этого видеть не стоит, наверное, — проговорил я, чуть подумав. — Ты вернись в лагерь и позови Шона и Грома. И цветы, если нетрудно, отнеси ко мне в комнату. Вот тебе ключ, — я протянул ей еще и ключ.

— Хорошо, — снова повторила она, посмотрела на свой пистолет-пулемет.

— Держи, — решил я все-таки вернуть ей оружие.

У меня тут трофейного полно, я с любого из этих уебков автомат снять могу, и они будут лучше, чем этот «Витязь». Вон, пуля Шульцу в спинную пластину прилетела, а пробить не смогла, просто отрикошетила. Причем даже кевларовый слой не пробила, просто прорвала чуть чуть.

Наташа забрала автомат, после чего я чуть хлопнул ее по плечу:

— Беги, давай. И позови их обязательно, мне их помощь понадобится.

Девчонка повернулась и пошла прочь. Я же осмотрелся по сторонам. Один живой, три трупа, да еще один в яме лежит рядом с зомби. А ведь вполне могло так получиться, что я здесь сам бы лежал. И что тогда?

Куда я полез-то, блин? Бессмертным себя вообразил? Понятное ведь дело, что абсолютно нигде не безопасно. Хотя, может и повезло.

Повезло, что они на меня наткнулись, и выбраться удалось. Иначе они могли бы в лес войти, и там лагерь увидеть, а соответственно и нас остальных. А дальше им даже штурмовать ничего бы не пришлось. Либо артиллерию бы подвезли с базы и раскатали все в блин. Или дронами теми же самыми ударили бы.

Короче, разное могло случиться. А теперь вроде бы как все и нормально. Если они, конечно, не доложили о том, что меня встретили.

О том, что взяли, вроде не докладывали, я бы увидел. Надо покопаться по карманам у них.

Следующие минут пятнадцать я шарился по карманам убитых бандитов, заодно и распотрошил их тушки на предмет добычи. Автоматы отдельно отложил, бронежилеты, разгрузки. Раций ни у кого из них в конечном итоге не оказалось. Неужели повезло, и они доложиться не смогли?

Или рация у них где-нибудь в отдалении, в машине? Они ж говорили про нее, да и не собирались ведь на руках до Белогорска тащить, верно?

Тем временем пленный издал стон. Я тут же перестал шариться и подошел к нему. Гнусавый уже открыл глаза, посмотрел на меня: