Алексей снова холодно улыбнулся и коротко кивнул мне.

— Барон Дубов. Не могу сказать, что рад нашей встрече.

А я просто отхлебнул горячий и вкусный чай, после чего сухо ответил:

— Мой долг, как верноподданного Российской Империи, ответить вам взаимностью, Ваше Высочество.

Колкость цесаревич пропустил мимо ушей. Хотя сам на неё напросился. Я не боялся задеть наследника престола. Он тут меня убить пытается по какой-то причине, а мне ему в ножки кланяться? Нет, этого не будет. К тому же если бы он хотел публично разобраться со мной, то уже бы сделал это.

— Уверен, мои люди справились бы сами, — снова заговорил цесаревич, — но… князь Тарасов прав. В одном ваша заслуга неоспорима. Вы прошли первым тайными тропами гномов и тем самым проложили путь для моих людей.

— Да, такова судьба всех, кто идёт первым. Вечно кто-то кусает за пятки. И в один момент оказывается, что все твои усилия лишь прокладывали дорогу для тех, кто шёл следом. Вам ли не знать, Ваше Высочество?

Я видел по его лицу, которое на секунду словно треснуло от гнева и перекосилось, что он меня понял. От его тела пыхнуло жаром, но быстро вернулся холод.

Ведь именно поэтому он пытался добраться до своего младшего брата. Чтобы убрать тех, кто может пойти следом. А я ему помешал, помог Павлу стать сильнее, и теперь он решил убрать сперва меня.

Ничего. Здесь и сейчас я не мог что-либо сделать. Пока что. Теперь я знаю, кто мой враг, и найду способ добраться до него.На мою реплику цесаревич ничего не ответил, а через секунду вовсе рассмеялся и похлопал меня по плечу.

— Так восславим же и барона Дубова, друзья! — прокричал он, оборачиваясь ко всем собравшимся в шатре.

Наш разговор они слышать не могли, но раз цесаревич велит восславить меня, то они сделают это.

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Люди начали подходить, пожимать мне руку, говорить какие-то благодарственные слова и тому подобное. Не хватало только, чтобы запели медные трубы.

Не люблю я быть в центре внимания. Особенно когда знаешь, что за учтивой улыбкой прячется враг. Надо убираться отсюда. Цесаревич Алексей двинулся к столу с картами и, встав возле него, поднял руки, призывая к порядку.

— Господа, война ещё не окончена! Наш враг вновь соберётся с силами, и на этот раз он будет начеку. Мы должны быть готовы.

Посторонние, те, кто не принимал участия в военном совете, направились к выходу из штабной палатки. Я тоже. Мне тут уже порядком осточертело. Но тут моего локтя коснулись.

— Он прав, господин барон, — сказал князь Тарасов, когда я обернулся к нему. — Война ещё не окончена. Грядут события куда более страшные, чем-то, что вы пережили до этого дня. Думаю, вы уже слышали о Кракове и других городах. И наверняка вам будет приятно узнать, что ваш друг, царевич Павел, выжил и находится в добром здравии в госпитале Святого Николая.

— Спасибо, — кивнул ему, — я действительно рад это слышать.

И я не врал.

— Навестите его при случае. А мы с вами ещё увидимся. Императору нужны такие люди, как вы.

— При всём моём уважении, Ваше Сиятельство, я надеюсь, что этого не случится.

Вместо того, чтобы оскорбиться, князь Тарасов Евгений Михайлович лишь грустно улыбнулся, сердечно пожимая мою руку.

— Да, мой дорогой друг, я бы тоже хотел на это надеяться…

После этого мы распрощались, и я вышел из палатки. Пока за мной не опустился полог, точку между лопаток не покидало скользкое ощущение чьего-то взгляда. Я даже знал чьего.

Ничего, цесаревич, мы с тобой ещё поквитаемся.

Я шёл к месту стоянки нашего маленького и юркого дирижабля. Он легко преодолел границу, и даже наши зенитчики не заметили его, пока мы сами того не захотели. После этого я твёрдо решил оставить его себе.

А военный лагерь в это морозное утро жил своей жизнью. Сновали солдаты в военной форме. Полностью одетые и частично раздетые. Горячее дыхание вырывалось клубами пара. Отряд бойцов, вытянувшихся по струнке, слушал громкие наставления унтер-офицера. Сотник из дружины какого-то князя распекал своих десятников. Судя по всему, за хромающую дисциплину в дружине. На огороженной площадке проводилась тренировка по рукопашному бою, и два солдата под взорами коренастого прапорщика и остальных солдат валяли друг друга в грязи, перемешанной со снегом.

Была здесь и белоснежная палатка с большим красным крестом, из которой вышла светловолосая медсестра в коротком полушубке. В руках она вынесла таз с постиранной больничной одеждой и нагнулась, ставя его на землю. Проходившие мимо несколько солдат оценили её позу одобрительными выкриками и фривольным свистом.

Обстановка здесь резко контрастировала с атмосферой в штабной палатке. Здесь будто всё было проще и честнее. Наверно, мне бы понравилось, останься я здесь. Но мои действия несколько отложили войну с османами, хоть и не закончили её совсем. По крайней мере, мне хотелось так думать. И сейчас я планировал вернуться в академию.

Наш дирижабль находился на восточной окраине лагеря, рядом с крайними палатками бойцов из артиллерии. Кажется, это они и отстрелялись по складам османов. Учитывая, какая вакханалия творилась в османских войсках, они даже не поймут, что это российские войска разбомбили склады.

Баллон был приспущен, а гондола дирижабля крепилась к земле десятком канатов и колышков. Возле баллона суетилась Агнес. Она стояла на высокой деревянной стремянке и увлечённо размахивала кисточкой в зелёной краске. В длинной такой, в несколько метров, руке.

— О, ты вовремя! — услышала она мою поступь. — Я как раз закончила!

Гоблинша бросила вниз пустую банку с кисточкой внутри и уверенно соскользнула по лесенке на землю.

— Та-дам! — раскинула она руки, как гимнастка, закончившая выступление, и поклонилась. — Прошу любить и жаловать! Дирижабль «Его Дубейшество!»

— Ч-ч-чего? — опешил я, чувствуя, как вытягивается моё лицо.

Из гондолы выскочил Альфачик и подбежал ко мне. За ним следом — паук Гоша.

— Ау-у-у! — завыл Лютоволк, игриво скача вокруг меня.

Кажется, новому рисунку на боку баллона дирижабля он радовался больше Агнес.

— Что это? — не выдержал я.

— Как что? Это твой герб! — пояснила зелёная полторашка.

Что забавно, нос у неё был испачкан в зелёной краске. Выглядело это странно.

Во весь бок баллона был нарисован разлапистый дуб с пышной кроной. А на гондоле неровная надпись коричневой краской «Его