Харальт саркастически заулюлюкал:

– Ну наконец-то! Вперед, принесите сувенир из Костницы, чтобы доказать вашу храбрость.

Мы медленно крались в темноте, смахивая с лиц паутину. Свет фонаря не мог проникнуть в глубину туннеля. Спертый и сырой воздух оставлял во рту неприятный привкус.

– Не дрейфь, – сказал я, пытаясь изобразить уверенность, которой совсем не чувствовал. – Мы быстро. Схватим что-нибудь и тут же побежим назад.

Я едва не выронил фонарь, когда под взрыв хохота и воплей ворота за нами захлопнулись.

– Вы что там делаете? – заорал я. – А ну выпустите нас!

Мы побежали обратно, но было слишком поздно. Ворота были заперты, а мальчишки убегали, смеясь и хлопая друг друга по спинам.

Харальт уходил последним. В дверях он повернулся.

– Может, если хорошо попросите, я вернусь и выпущу вас. – Его губы презрительно дернулись. – Просите.

К моему удивлению, толстый парнишка не упал на колени, предлагая вылизать Харальту сапоги. Он оказался крепче, чем я думал. Я смачно харкнул в сторону Харальта.

От такого оскорбления он побагровел.

– Тогда ищите выход сами, маленькие вшивые оборванцы. Вам, жалким подобиям магов, не место в этих священных залах. Лучше поторопитесь, пока масло не кончилось.

И он ушел. Тяжелая дверь с грохотом закрылась, и мы больше не слышали, как они веселятся.

– Да чтоб у тебя хрен сгнил и отвалился, – крикнул я ему вслед, пнув ворота и добившись только того, что ногу пронзила боль.

Толстяк ухватился за прутья и попытался их раздвинуть, но они даже не шелохнулись.

– Эй! – крикнул он. – Эй! Есть тут кто-нибудь?

Он продолжал орать еще несколько минут, пока окончательно меня не взбесил.

Я ткнул его в бок. Он повернулся, и тут я понял, что он вот-вот разревется.

– Думаю, мы тут одни, приятель, – сказал я. – Эти вонючие скоты за нами не вернутся.

У него на глаза навернулись слезы. Отлично. Почему я должен был застрять здесь с таким, как он?

– Ладно, я собираюсь доказать, что эти уроды ничем не лучше меня. Я выберусь отсюда и принесу что-нибудь охренительное, чтобы сунуть им прямо в морды. – Я отступил от ворот. – Ты со мной?

Он несколько мгновений таращился на меня и шмыгал носом, потом оглянулся и осмотрел темный погреб, вытер лицо рукавом. Когда он снова взглянул на меня, слезы уже высохли. Я был удивлен его стойкостью. Он протянул руку.

– Э-э-э… привет. Я Линас Грэнтон. Прости за… – он помахал рукой, имея в виду себя. – Я… полагаю, нам придется пойти туда.

Мы пожали друг другу руки.

– Эдрин Бродяга, – сказал я. – Зови меня Бродяга. Я ненавижу имя Эдрин. Долбаные родители.

Он нахмурился:

– Никогда раньше не слышал о семье Бродяг.

– А это вовсе и не семья, – сказал я, приготовившись судить о нем по ответу. – Мой отец работает в доках. Бродяга я по матери. Это имя клана.

Так я решил почтить ее память, да и предпочитал это имя скучному «Эдрин с улицы Хоббс».

Линас казался смущенным, но не проявлял никаких признаков презрения, которое я привык ожидать от высокородных магов и посвященных.

– Ой, прости. – Он сделал несколько глубоких вдохов и как будто немного расслабился. – Значит, они и тебя достают? – рискнул спросить он.

Я пожал плечами:

– Не больше, чем любого, кто не принадлежит к благородному дому. А ты сам, приятель, ты?..

Он покачал головой:

– Я не один из них. Я наследник дома Грэнтон, но мы низкородный дом. Дед отличился в последней большой войне в колониях и купил себе путь в Старый город. Моя семья… – Он поискал подходящее слово, но не нашел. – Честно говоря, мы потеряли почти все деньги, – продолжил он, глядя себе под ноги и краснея. – Это все мой отец. Он игрок.

Ему не требовалось уточнять. Этому пороку были одинаково подвержены и знать, и простолюдины. Может, он и не был особенно благородным по рождению, но не напоминал высокомерных, самодовольных ублюдков, считавших, что запереть нас здесь – это веселая шутка и просто забава. У их семей, вероятно, достаточно денег и власти, чтобы им сходило с рук все что угодно – особенно когда это касалось таких первогодков без связей, как мы, чьи Дары еще не созрели и, возможно, никогда не созреют.

Я откупорил резервуар для масла в своем фонаре и заглянул туда.

– Вонючие книгожуи почти ничего мне не оставили.

Линас нахмурился:

– Книгожуи?

Он проверил свой фонарь и выругался.

Я ухмыльнулся:

– Думаешь, эти безмозглые клоуны имеют хоть какое-то представление о том, что делать с книгой?

Туннель впереди уходил в непроглядную тьму, словно мы сползали в глотку какого-то огромного зверя. Дрожа, мы покрепче сжали фонари.

– Лучше уменьшить огонь, – сказал Линас. – Надо экономить масло.

Я моргнул. Он был прав. К своему огорчению, я не подумал об этом и, наоборот, хотел, чтобы оба фонаря горели во всю мощь. Я притушил свой фонарь. Темнота подкрадывалась все ближе по мере того, как тускнел свет.

Сначала туннель был квадратным, сложенным из каменных блоков, но когда мы прошли вглубь, превратился в грубый проход, прорубленный в черной базальтовой скале под Сетарисом. Из ниш в стенах нам ухмылялись пожелтевшие черепа. Они вполне могли пролежать там неисчислимые тысячи лет.

Мы остановились и нацарапали осколком камня стрелку на стене, где уже имелась целая коллекция других символов, оставленных такими же отважными искателями приключений за прошедшие годы, десятилетия или даже века. Свернув направо, мы шли добрых полчаса, старательно отмечая каждый новый поворот или развилку, пока не пришли в круглую комнату с пятью арочными проходами, уходящими в глубину. Все стены покрывали человеческие кости, а каждый камень в арках был инкрустирован ухмыляющимся черепом. Линас придвинулся поближе ко мне.

– Да это просто кости, – сказал я, но его это не слишком успокоило.

От их пустых взглядов мне тоже было слегка не по себе, но я не собирался делиться этим с Линасом. По дороге мы болтали о пустяках, в основном ради того, чтобы слышать собственные голоса.

Пока Линас отвернулся, изучая туннель, я схватил череп и поднес к его голове.

– Как думаешь, куда…

Он взвизгнул, а я разразился хохотом.

– Не смешно! – буркнул он.

– Да ладно, смешно же. Это просто кости, они ничего тебе не сделают. Не будь таким занудой. – Он яростно уставился на меня, но затем его губы впервые изогнулись в улыбке.

– Пойдем туда, – сказал он, жестом приглашая меня идти первым.

Стены туннеля были сырые и скользкие, с костей на потолке