— Чего? — бодро переспросил Егор, попыхивая добытой сигаретой.

— Ничего, — махнул я рукой.

— Вообще он мог стоить даже больше, чем приличная машина, — сказал он, удерживая сигарету зубами.

— Предлагаешь начать людей расчленять? — нахмурился я, а Егор вдруг заржал.

— Ну а что, опыт-то уже какой-никакой имеется! Ручки, ножки…

Я вспомнил нашу мясную лавку в подвале Крестоносца и тоже улыбнулся.

— С тобой не поймешь, когда ты серьезен, а когда шутишь.

— Да ну, потрошить живых людей — это уж совсем днище, — отозвался тот. — Но помечтать-то можно.

— О деньгах за чужую печень?

— За такое деньгами не расплачиваются. Только чистый аполлоний! Крошечные плюшки весом по пять грамм, в алюминиевой колбе с крышкой. Красота!

— А ты откуда знаешь, как за это расплачиваются? — нахмурился я.

— Видел, — уже на полном серьезе ответил он. — В тюрьме, где работал. Я эту самую колбу лаборанту до самого пищевода в глотку затолкал. Потом жалел, правда. Надо было себе забрать…

Так, переговариваясь между собой, мы с Егором бодрым шагом топали через лес, зорко поглядывая по сторонам. Сосны постепенно смешивались с лиственными деревьями, а потом и вовсе пропали. Пожухлая трава незаметно сменилась зеленой и упругой. Все чаще стали попадаться заросли кустарников, в которых время от времени виднелись очертания вросших в землю железных бытовок или разрушенных кирпичных стен. Еле заметная тропинка, по которой мы шли, постепенно превратилась во вполне внятную дорогу, по которой явно время от времени ездили машины.

А потом, наконец, мы вышли к лагерю дикарей и вольников.

По периметру небольшого поселения были вкопаны бетонные столбы, промеж которых в несколько рядов была намотана колючая проволока, и венчалось все это ограждение большими железными воротами, небрежно выкрашенными темно-зеленой краской прямо поверх ржавчины. С внутренней стороны на створках развевались язычки каких-то объявлений.

А внутри уже во всю кипела жизнь! Несколько одноэтажных и двухэтажных домов справа от въезда были буквально окружены людьми. Выглядели те по большей части как байкеры, скрещенные с охотниками — мохнатые бороды, цветные наколки, ножи на поясах, ружья и пулеметы — за спиной. Приметив среди прочего барахла два ПК-На, я не удержался от улыбки.

Надо же. Оказывается, это не такая уж музейная редкость у них, как я предполагал.

А еще не такой уж редкостью оказались протезы из металла. Некоторые явно кичились своими хромированными руками и ногами — начищенные до блеска все эти чудеса инженерии изрядно контрастировали с футболками неопределяемых цветов и перепачканными штанами.

Они пили пиво из жестяных банок, толкались, гоготали о чем-то своем. Присмотревшись, я увидел, что на одеялах прямо на траве лежат всякие хозяйственные товары: бруски мыла, обрезки ткани и кожи, какие-то инструменты. Между упаковками женских прокладок виднелись коробки с патронами, носки и трусы соседствовали с машинным маслом, проводами и переходниками разных видов и направленности.

Слева вдоль дороги рядами располагались палатки. Причем не легкие туристические, а настоящие армейские, вмещающие до десяти человек. В которые входить можно, не наклоняя головы. Рядом с палатками тоже сидели люди. С железными кружками в руках, с сигаретами. Возле одной зеленой палатки, расположенной на краю лагеря, лежал брезентовый мешок с человеческим телом внутри. В том, что это было именно тело, а не просто сверток с какими-то пожитками, сомневаться не приходилось, потому что со стороны завязок из мешка торчали не поместившиеся внутрь синюшные ноги. Впрочем, они никого не смущали — люди с кружками или банками пива, не прерывая своей жизнерадостной беседы, спокойно переступали через покойника и шли дальше по своим делам.

За палаточным городком располагалась, по всей видимости, ремонтная мастерская — несколько открытых железных контейнеров со всякими железками и шинами, эстакада с мини-грузовиком и два помятых автомобиля, ожидающих своей очереди на осмотр и починку.

В сущности, на этом весь лагерь заканчивался. Не считая здоровенной кучи прошлогодней пожухлой картошки слева от ворот, уже почти колосившейся от проростков.

Мы даже еще не подошли вплотную к воротам, а я уже почуял ее затхлый, подгнивший запах.

— Киберпанк, который мы заслужили, — иронично констатировал я.

— Ага. И бабло, которое мы просрали, — хмуро добавил Егор, срывая с ворот один из трепещущих язычков. — На, полюбуйся!

С бумажки на меня в упор смотрела маленькая цветная фотка нашего недавнего знакомца, безопасного и безобидного паренька по имени Евгений.

— «УВД ТЦ-Владимир за совершение ряда особо тяжких преступлений объявляет розыск Евгении Турбиной, по прозвищу Юджина, она же Зеленая…» — прочитал я.

— Сто пятьдесят грамм аполлония, — мрачно перебил меня Егор. — Сто пятьдесят! Я как чувствовал!

У меня от внезапно накатившего беззвучного смеха аж слезы выступили на глазах.

Картофельная куча. Мешок с торчащими ногами. Плотоядные коровы. И тощий парень, едва доходивший мне до плеча, оказавшийся вдруг особо опасным преступником по прозвищу Юджина!

— Ты чего ржешь-то? — недоумевающе сморщился Егор.

Я наклонился к его уху.

— Как думаешь, а нас потом тоже сюда повесят?

Егор ответил кривой улыбкой и тоже потянулся к моему уху.

— Если спалимся — еще как. Причем живьем и за яйца. И это не образное выражение, если чё.

Он ободряюще хлопнул меня по плечу, и, насвистывая, двинулся в лагерь.

Глава 12

Про уродов и людей

Я неспешно вошел в ворота следом за Егором.

При виде нас многие местные прерывали свои разговоры. Медленно поворачивали головы и провожали недобрым внимательным взглядом.

— Славная тут атмосферка, — негромко заметил я. — Ламповая.

— Да мне до елды, — так же тихо отозвался Егор. — Если старый Командор еще у руля, ни одна паскуда внутри лагеря не посмеет нагадить. Так что улыбаемся и машем.

Удивительно, как в одном месте могло оказаться сразу столько колоритных персонажей. Причем для того, чтобы отыскать среди них более-менее приятное лицо, нужно было постараться. Многих украшали уже знакомые мне гнойные язвы на щеках и руках — следы столкновений с бурями.

Потом до меня дошло, что и мы сами вряд ли производим приятное впечатление: с головы до пят в засохшей крови, с грязными пластырями и подозрительно налегке. Будто нас кто-то бил, и не добил.

Я почти физически ощущал, как десятки глаз просверливают в нас дыры со всех сторон. И очень старался не пялиться на людей, хотя это было непросто.

Сначала мое внимание захватили четверо парней, стоявших почти