— И что поддерживать ретирадники надо в порядке, нечистоты вывозить, а не сливать в реку, потому что от этого по воде распространяются многие болезни.

— Это да…

— Установить продолжительность рабочего дня, а если работник работает более, то и оплата за переработку должна быть выше. Установить минимальную оплату, можно для разных производств свою, потому как порой отличаются и по сложности, и по умениям… — я задумался и качнулся на стуле. — Ещё… скажем, чтобы платили только государственными деньгами, а не самопечатными. Самопечатные деньги — это нарушение закона и покушение на права казначейства, а значит и государя…

Принцип я уловил. И да, без придирок не обойдётся, но, глядишь, Георгий Константинович в целом подуспокоится.

Глава 14

И многие почитают за счастье, когда удаётся пристроить дитё судомоем. Зачастую им вовсе не платят денег либо же сговариваются об оплате только на великие праздники — Пасху и Рождество. Тогда как в остальное время достаточным полагают и того, что судомой имеет возможность невозбранно потреблять объедки, что остаются после гостей трактира. А то и, когда хозяин заведения добр, забирать их с собой. Это становится немалым подспорьем семье…

«Петербургский листокъ»

Шувалов появился в тот момент, когда мы вчетвером спорили, нужно ли запрещать детский труд или достаточно его немного ограничить.

— Да ты пойми, Сав, что, ограничения не сработают! — Орлов галопом кружил по библиотеке, чудом разве что не натыкаясь на шкафы и стулья. — У нас их просто-напросто не поймут! Или поймут, но найдут способ обойти! Только запрет!

— Как будто запреты не обойдут, — Демидов задумчиво грыз конец пера. — Только в путь, сунут на лапу фабричному инспектору и всё…

— Вопрос в том, сколько надо будет сунуть. И станут ли связываться. Одно дело — мелочь, которую и проверить тяжко… ну как ты проверишь, сколько там он работает и где на самом деле? А вот когда будет так, что если на фабрике дети, то сразу и штраф! И такой, чтоб немалый. Тогда и инспектору тоже платить придётся немало. И кому оно надо?

Демидов скорчил скептическую гримасу.

— Вы оба правы. И ограничения обойдут, и запреты. И взятки давать будут, — я покачивался на стуле. — Но тут другое. Дети на фабрики идут не потому, что им больше заняться нечем. А от нужды. Для многих — это единственный способ заработать на кусок хлеба. Отбери саму эту возможность, нужды меньше не станет. В отличие от способов из неё выбраться. И те, кто сегодня идёт на фабрики легально, завтра займётся… а вот чем получится, тем и займётся.

— Ругаетесь? — появление Шувалова я пропустил.

Выглядел он… помятым, что ли?

— Продуктивно думаем! — Орлов подскочил к приятелю и, приобняв, тряхнул. — А ты как? Живой?

— Как видишь.

— Мало ли, чего от тебя, некроманта проклятого, ждать…

Улыбался Шувалов криво.

И стало быть, спрашивать, всё ли в порядке, не след. И так видно, что не в порядке.

— Что целитель сказал?

— Сказал, что это и вправду ненормально. И… в общем, он должен побеседовать с моим отцом. Я ему позвонил. Объяснил. И теперь они разговаривают. Извини, Савелий. Я не думал, что… так получится, — Шувалов выглядел до крайности растерянным.

— Значит, серьёзно всё? — Орлов мигом сбросил маску.

— Да. И как я понял… он хочет осмотреть и вас тоже. Если вы не против. Или, если нужно получить разрешение родителей, то звоните.

— Обойдусь, — отмахнулся Орлов.

Демидов, подумав, кивнул.

— Чего раньше времени батю беспокоить, — это он произнёс в полголоса. — Он и так не сильно радый уже этой учёбе.

Шувалов опёрся спиной на шкаф и посмотрел на меня, потом произнёс:

— Мне до крайности неловко, что я доставляю беспокойство. И ещё отец, скорее всего, приедет. Он сложный человек. И я боюсь представить его реакцию, но в том, что он захочет лично встретиться с Николаем Степановичем, не сомневаюсь. И моей инициативой вряд ли будет доволен.

— Выпорет? — уточнил Орлов.

— Нет. Он против физических наказаний. Говорит, что порка унижает человеческое достоинство, — бледность уходила и Шувалов успокаивался. — Просто… у него характер. И дар… дар куда сильнее моего. Это влияет на людей. Поэтому, если вы не готовы принять, то я пойму. Николай Степанович уверен, что отца тоже нужно посмотреть, что лучше бы это сделать здесь, не привлекая внимания, однако…

— Та! — Тимоха выглянул из-за мольберта. — У!

— Это Тимоха. Старший брат Савки. Помнишь, он рассказывал? — Орлов меня опередил. — Он отлично рисует. И у него контузия.

— Ага, — Тимоха кивнул и потянулся. — Ух!

А его словарный запас расширяется. Как-то раньше я на это внимание не обращал. Буча тихонько свистнула и перебралась на плечо. Благо, плечи у Тимохи были серьёзные, места хватало.

— Он… охотник? Тоже? А почему тень у него маленькая? — Шувалов отвлёкся.

— Болеет, — ответил я.

— А разве тени могут заболеть?

— Чего они только не могут. Дмитрий, не дури. Если Николя сказал, что смотреть надо, значит, надо. И да, лучше тут. В смысле у нас, раз уж мы это всё затеяли. Если что… будет независимым консультантом.

— В каком смысле? — уточнил Шувалов, окончательно успокаиваясь.

— Почитает наш опус и выступит с критикой. На предмет нехватки в нйм порядка и государственности.

Шувалов кривовато улыбнулся и кивнул.

— Это он может. Но на твоем месте я бы воздержался показывать.

Первым гостя почуяла Тьма. Встрепенулась и заволновалась, дёрнула меня, требуя выпустить.

— Большой, — сказала она. — Злой. Опасно.

Призрак встопорщил перья и свистнул, а потом издал низкий рокочущий звук, от которого и Орлов вздрогнул.

— Что за… — он крутанулся.

— Полагаю, отец прибыл, — Шувалов отложил листки с нашим опусом, который уже успел перечитать трижды, всякий раз оставляя какое-то невообразимое количество пометок. От этого появлялось некоторое ощущение собственной неполноценности. И не только у меня, если Орлов попытался листки отобрать, но безуспешно. — Надеюсь, ты сумеешь удержать свою… тень.

— Сумею, — я тоже поднялся.

Негоже оставлять такого неприятного гостя на Татьяну.

— Идём?

Шувалов одёрнул гимнастёрку, спешно поправил ремень, закрутил головой, пытаясь найти зеркало… что-то мне его папенька уже не нравится.

—