— Понятия не имею, — отозвался я.

Тем временем отпустили почти всех пленников.

Кроме последнего.

Тот все-таки попытался броситься на медиков, несмотря на предупредительный выстрел.

Тогда один из вояк просто пристрелил его. После чего вся делегация начала загружаться обратно в вертолет. Железная птичка загудела, раскручивая свои лопасти, и взмыла в потемневшее небо.

Наконец-то мы с Егором могли расслабиться.

— Суки корпоратские, — злобно ругнулся он, глядя вслед улетающей прочь черной точке в небе. — Если когда-нибудь еще встретишь таких — обходи стороной. Ни в жизнь не связывайся. Знаешь, какие у них бойцы? Бронебойные, из титановых пластин. Они бронежилеты не надевают не потому, что бабла на них не хватило, а потому что ни один ёпта броник не сравнится с той броней, которая им под кожу зашита! Девайсы всякие прямо в мозги встроены. А еще чипированы и с маячками, как породистые собаки. Ты пока пушку опускать будешь, сюда уже наряд примчится тебя искать. Ненавижу…

— А чья здесь территория? — спросил я, усаживаясь поудобней.

— Вон там, — махнул Егор рукой влево. — участок Гаврилыча. А справа вроде как переход заваленный и большая разработанная штольня.

Штольня, значит.

И что это объясняет?

Да ничего.

Я вздохнул.

И все-таки для чего-то этих юрок сюда привезли. И выпустили.

Внутри меня нарастало раздражающее ощущение чего-то важного. Типа какого-то странного, необъяснимого предчувствия.

Егор почесал тыльной стороной ладони нос, пару раз чихнул в локоть.

— Твою мать, я весь в песке. Даже на зубах скрипит и в ушах колется, — пробурчал он, окончательно выбираясь из укрытия. — Короче, пошли отсюда.

— Давай, — кивнул я головой. — Только на юрку посмотрим, которого они прибили.

— Мало дохлых чумных видел, что ли? — проворчал Егор, но тоже поднялся и поплелся следом за мной к мертвецу.

Приблизившись к телу, я склонился над ним, пристально рассматривая все детали.

Парень еще не до конца потерял человеческий облик. Одет был только в синие спортивные штаны, на обнаженной груди сквозь бляшки коросты чернела татуировка разъяренного демона. На правой руке — дорожка от уколов по синюшной вене. Наркоман? Или это работа медиков ЦИРа?

На лице ничего особенного я не заметил. Язвы, срастающиеся друг с другом под корками коросты, синева под глазами — все это было обычным для юрок.

— Ну что, насмотрелся? — нетерпеливо спросил меня Егор.

— Почти что.

Вытащив из кармана шило с резинкой, я аккуратно просунул его боком промеж зубов и разжал покойнику челюсти.

Изо рта вывалился распухший почерневший язык.

— Твою мать, — ругнулся Егор, брезгливо сплюнув в сторону.

— Странно, — сказал я. — До сих пор не видел у юрок черных языков. Это вообще нормально для них?..

— Эти парни бегают по потолку и жрут друг друга — что вообще у них может быть нормального?

Я кивнул.

— И то верно. Ну или… — я перевел взгляд на следы уколов. — над ними проводили какие-то опыты. Но зачем тогда везти отработанный материал обратно в пустошь? Это и дороже, и хлопотнее, чем просто осуществить эвтаназию. Не понимаю.

Егор пожал плечами.

— У корпоратов свои игры. И своя логика. Нам с тобой из пустоши их поехавшие крыши на небоскребах не разглядеть.

Я усмехнулся и поднялся на ноги.

— Наверно. А корпораты вообще часто заглядывают в пустошь?

— Тут однозначно не скажешь, — отозвался Егор. — Они то месяцами сюда не наведываются, то чуть ли не каждый день гудят вертушками. Какие-то свои дела перетирают, нам непонятные.

И мы поспешили дальше, навстречу диким землям.

Ночь опускалась над пустошью странно, клочкообразно. В некоторых местах от песка исходило зеленоватое свечение, и оно освещало тьму не хуже оранжевой луны, застывшей в небе в двойном желтом гало.

Потом мы натолкнулись на двух юрок, пытавшихся сожрать друг друга. Вмешиваться в их драку или добивать мы не стали, чтобы не греметь выстрелами посреди ночи: Егор сказал, что громкие звуки могут привлечь всех остальных, что прячутся сейчас в песках, и мы вместо того, чтобы двигаться вперед рискуем застрять на одном месте, отбиваясь от голодных тварей.

— Ночью они обычно смелее, — на ходу пояснял он, — А прятаться умеют, как муравьи — хрен разглядишь в темноте. Как полезут изо всех щелей — только успевай отстреливаться. И кстати, давай пожрем? Щас вот отойдем только от этих гладиаторов подальше…

Отыскав местечко на возвышенности, мы сели под большим валуном и принялись потрошить банки с консервами.

Ели молча. Каждый думал о своем.

Егор, наверное, думал о своей девчонке.

А я смотрел на расстилающееся передо мной серое поле, над которым клубилось зеленоватое свечение. На рыжую луну со зловещими кольцами гало. На силуэты валунов, черными клыками поднимавшиеся в небо. Увядшие растения, которые стали встречаться все чаще.

И внутри меня разливалось щемящее, тревожное чувство, похожее на восхищение.

Потому что эта серая пустыня была жутковато-прекрасной. Как кладбище старых кораблей, или неудержимый селевой поток, сметающий все на своем пути.

Отдохнув немного, мы отправились дальше. Туда, где чернела полоса живого и дикого леса, выросшего на месте бывшей деревеньки. В лагерь дикарей и вольников, именуемый «Пятаком».

Глава 11

Страшней коровы зверя нет

Первое, что изменилось — это запах.

Ноги все еще вязли в сером песке, в сумерках кажущемся черным, линия леса лежала вдалеке неровной, рваной полосой между землей и небом, но ветер уже принес аромат прелой листвы, древесной смолы и какой-то особенной, живой свежести.

Мы к тому времени уже давно сбавили темп до минимального. Шли устало и медленно, но останавливаться не хотелось, потому что потом опять подниматься и идти дальше будет еще трудней.

Я вдруг понял, что не знаю, какое сейчас время года. На ярком солнце в пустоши было не особо жарко, но и не прохладно.

— А какой сегодня день по календарю? — спросил я Егора.

— Нахрена тебе? — пожав плечами, отозвался мой спутник. — Пятнадцатое, наверно. Или шестнадцатое.

— Шестнадцатое что? Сентября?

— Почему сентября? Мая.

Я озадаченно хмыкнул.

— Странно. Пахнет осенью.

— А, вот ты о чем, — протянул Егор. — На границе всегда такой запах. Трава хочет расти, а пустошь ее убивает. Снова и снова. До тех пор, пока не наступят холода. У нас там вода еще осталась?

Я снял баклажку с