Я хотел было отодвинуться, но Анна придержала мою голову рукой.

— Лежи и не дергайся. Это приказ.

— М-мм, — промычал я и подчинился.

Бывают же, однако, приятные приказы.

— А где все остальные? — спросил я, с трудом ворочая все еще непослушным языком.

— Пошли расчищать дорогу к бункеру.

Вот тут я уже решительно поднял свою тяжелую голову. Осмотрелся.

Мы с Анной находились в том самом здании, где я порешил сержанта, только чуть дальше от входа, в углу, образованном стеной и провалившимся перекрытием.

— Давно?

— Примерно полчаса назад. Не переживай, там все должно быть хорошо. Север с твоим напарником насчитали всего четыре пары мутантов без брони и две турели у входа в убежище. Если они вчетвером не справятся с этой задачей, то я зря плачу им деньги.

Я попытался встать, но Анна схватила меня за руку и командным голосом прикрикнула:

— Сядь! Совсем с ума сошел. Садись, я сказала! Мне еще вторую дозу сыворотки тебе уколоть нужно.

Я нехотя вернулся на свое место, сползая по стене.

В самом деле, проку от меня сейчас было немного. Ноги слабые, руки ватные. Угораздило же напороться на зубы этого ядовитого гада!

Я прислушался. Никаких резких звуков со стороны стадиона не доносилось. Парни работали тихо, и, судя по всему, до турелей еще не добрались.

Потом приподнял штанину, чтобы взглянуть на рану. След от укуса оказался тщательно заклеен, но отек спал, и краснота прошла.

Хорошие новости.

Анна тем временем вытащила из накладного кармана на бедре шприц-тюбик и выразительно посмотрела на меня.

Я задрал рукав.

Анна приподняла брови, безуспешно стараясь сдержать прям-таки вылезающую изо всех щелей улыбку.

— Это не туда делается.

И красноречиво так пальчиком покрутила, мол, поворачивайся давай. К лесу передом, а ко мне — задом.

Я вздохнул. Вопросительно уставился на нее. Мол, правда надо?

Она кивнула, уже не скрывая улыбки.

Я нехотя повернулся, полжопы оголил.

— Ты меня стесняешься, что ли? — с ехидством в голосе проговорила Анна. — Или мне показалось?

— Просто как-то непривычно к начальству задницей поворачиваться, — буркнул я.

— А-а, вот оно что, — издевательски протянула женщина.

Иголка безжалостно воткнулась мне в ягодицу.

Я аж дыхание на мгновение задержал.

— А ты сейчас постаралась с размаху и как можно больней укол воткнуть, или мне тоже показалось? — спросил я, обернувшись через плечо.

— Нет, не показалось, — отозвалась та, медленно выжимая лекарство из тюбика. — Знаешь, когда Чо рассказал мне об истинной причине всех наших приключений здесь, я поначалу вообще подумала — прибью мерзавца. Придушу собственными руками. А потом, когда увидела тебя раненым, в лихорадке… Решила — зачем убивать? Пусть пострадает… — Она вытащила иголку и улыбнулась, подняв на меня глаза с таким выражением, что невозможно было понять, всерьез она говорит или шутит. — Одевайся. Тебе предстоит многое объяснить мне, Монгол.

Я подтянул штаны.

Чо, значит. Рассказал.

Хотя это было ожидаемо.

Я и не рассчитывал, что после случившегося мне удастся каким-то образом утаить истинное положение вещей.

— Что ты хочешь знать? — я устало присел возле стены, прислонившись к ней спиной.

Стена была жесткая и корявая.

Не то что предыдущая подушка.

Анна закрыла иглу колпачком и спрятала израсходованный тюбик обратно в карман.

— У тебя шрам на ягодице, — на полном серьезе заявила она. — И на спине, пониже правой лопатки.

Я аж собственным фырканьем подавился.

— А еще на левом плече, на бедре и еще черт знает где, а самый глубокий — вообще на груди. Я не понял, ты меня голого, что ли, разглядывала, пока я был беззащитный и в отключке?..

— Я просто сделала тебе укол! — гневно взглянула она на меня. — На спину потом уже посмотрела.

— То есть все-таки разглядывала?..

— Да! — выпалила она мне в лицо. — Потому, что я еще ни разу не встречала такого, чтобы люди после репликации воспроизводили на своем теле старые шрамы! Я ведь их прекрасно помню, Марат. И на вид, и на ощупь!..

Вот тут я смеяться перестал. Добрые полминуты соображал своими все еще изрядно перегретыми мозгами, что ответить.

— Ты серьезно сейчас? — проговорил я, наконец. — Хочешь сказать…

— Да, спустя столько лет ты помнишь мои ноги, а я — твою задницу! — перебила меня Анна. — Вот только я свои ноги воспроизвожу принципиально и целенаправленно! А ты⁈

Я шумно выдохнул.

— А я ничего не воспроизвожу, Анна.

— Если ты сейчас начнешь мне говорить, будто я не видела того, что я видела, я тебя ударю! — окончательно вышла она из себя.

— Ты не поняла, я же не отрицаю ничего! Да, мои шрамы при мне! Потому что… это те самые шрамы.

Анна умолкла, уставившись на меня. У нее медленно покраснел нос, увлажнились глаза.

— Те… самые? — повторила она.

— Да, — сказал я, упираясь поудобней тяжелым затылком о стену и прикрывая уставшие глаза. — Я не делал никаких репликаций или чего-то в этом роде. Просто однажды вошел в рифт, а вышел оттуда спустя сто пятьдесят лет. Игроком я тоже стал совсем недавно. И всех механизмов просто не знал. Иначе ни за что не согласился бы на эту работу. Но я согласился, и теперь мы имеем то, что имеем. Знаешь, существует теория струн, теория кротовых нор. Теория большого взрыва. А у меня есть теория большой жопы. С черной дырой и горизонтом событий…

— Ты снова бредишь… — почти шепотом сказала Анна, придвигаясь ко мне боком почти вплотную и мягко, но решительно укладывая мою голову себе на плечо.

— На груди, если что, было мягче, — сказал я.

— Точно бредишь, — повторила Анна, и по голосу мне показалось, что она улыбается. Потом она помолчала и вдруг добавила: — А меня хочет убить сын. Чтобы из совладельца и наследника стать единоличным хозяином. Наверное, я сама в этом виновата. Нельзя рожать нелюбимых детей от нелюбимых мужей…

Она продолжала рассказывать что-то про филиалы, про фонды и про внуков. Я не перебивал. Иногда всем нам нужно выговориться. Настолько нужно, что даже без разницы, кому. Богу или бомжу под забором, пьянице в баре или случайному попутчику.

Ей вот подвернулся телохранитель.

Сыворотка работала отлично. Я чувствовал, как голова становится легче, мысли обретают стройность, руки перестают быть ватными.