— Понимаю, — пробормотал я, кивнув. — И раз уж у нас такой откровенный разговор, и обсуждаем мы неприятности… — поднял я на него пристальный взгляд, чтобы поймать любую первую реакцию. — Слушай, а как ты считаешь, среди нашей компании телохранителей может быть наемный убийца?

Чо усмехнулся. Даже почти улыбнулся, от чего на щеке неожиданно появилась детская ямочка.

— Сначала я думал, что это ты, — сказал он.

— Ну спасибо…

— Ты был странный с самого начала, — пожал плечами Чо, прислушиваясь, как вопли дикаря снаружи превращаются в стихающий стон — видимо, неуязвимый все-таки не выдержал натиска своего противника, и теперь его душа неслась вдогонку душе своего господина… Если, конечно, душа вообще существует. — Тем более, ты и твой товарищ — это люди, не прошедшие через собеседование менталиста Селиверстовой, — продолжал азиат. — Таким было требование Данилевского, которое он мотивировал секретностью проектов ЦИР. Но теперь я так не думаю, если что.

— Почему?

— Потому что убийцы и самоубийцы — это разные психологические типы, — хмыкнул он. — А судя по тому, что я видел, ты однозначно относишься к последним.

Глава 9

Минусы и плюсы ранений

Я хотел было ответить Чо что-нибудь в его же фирменном стиле, но тут наше уединение нарушил Север.

Он появился из-за груды обломков, легкий, гибкий, как кошачья тень. Лицо спокойное, в глазах — та самая отрешенность, какая бывает у людей, слишком часто имевших дело со смертью.

— Ну что? Добил дикаря? — спросил я, пытаясь встать.

Тело отозвалось волной боли. Оно будто налилось свинцом, но я стиснул зубы и все равно заставил себя подняться.

— Да, — ответил Север с уже привычной мягкой полуулыбкой, которая на самом деле ничего особо не значила и была лишь сопутствующим элементом коммуникации. — Только не спрашивай, как. Потому что одно только перечисление использованных методов уже само по себе можно считать преступлением против человечности. А ты, значит, все-таки умудрился управиться с сержантом? — кивнул он на груду металла, которая еще совсем недавно была живым существом. — Как тебе удалось?

— Против лома нет приема, — пошутил я. Хотел было шагнуть к поверженному гиганту, но, наступив на больную ногу, чуть не взвыл в голос.

Наклонившись, я задрал штанину.

Твою ж мать!

Нога здорово опухла, покраснела от щиколотки до колена, а вокруг места укуса виднелись синюшные и багровые пятна.

Север охнул. Присел возле меня, разглядывая рану. Холодными пальцами коснулся опухшего колена.

— Выглядит плохо, — встревоженно сказал он.

— У меня хороший иммунитет и регенерация в комплекте. Так что заживет.

Буддист решительно поднялся и по-хозяйски прижал ладонь к моему лбу. И она показалась мне настолько ледяной, что от неожиданного контраста я непроизвольно отшатнулся.

— Да у тебя температура под сорок, — констатировал Север. — Руку дай!..

Его пальцы уверенно легли на мое запястье, и брови медленно поползли вверх.

— Сердцебиение, как у загнанного зверя.

— Ничего, — я отстранился, стиснув зубы от внезапно нахлынувшего приступа тошноты. Мир на секунду поплыл, но я снова поймал равновесие. — Просто реакция на яд.

— Просто? — Север фыркнул, впервые за всё время потеряв буддийское спокойствие. — Ты еле стоишь, у тебя зрачки разного размера, а из носа течёт кровь!

Я машинально провёл рукой по верхней губе. Пальцы испачкались алым.

— Эффектно, — пробормотал я, вытирая кровь о штаны. — Но надо осмотреть сержанта. Найти, где у этих танков слабые места. Потому что…

Азиат, до этого молча наблюдавший за нашей сценой, вдруг выругался.

— Какие танки⁈ Север пытается тебе сказать, что это анафилаксия, идиот! Твой хваленый иммунитет взбесился и пытается убить тебя!..

Тут мои ноги подкосились, мир перевернулся, и я рухнул в пыль, чувствуя, как чьи-то руки ловят меня за секунду до удара.

Сквозь шум в ушах я смутно услышал, как Чо рассказывал Северу что-то про какую-то сыворотку. И я провалился в небытие.

В себя я приходил этапами. Сначала осознал, что под щекой у меня что-то приятное, мягкое и упругое. Потом — что нога почти не болит. И что волосы на голове шевелятся совсем не от ветра.

Приоткрыв глаза, я увидел, что в полусидячем положении лежу на груди у Анны Сергеевны. Ее пальцы легко касались моей головы, рассеянно перекладывая с места на место пряди волос. От затылка вниз по спине прокатилась волна мурашек, и я поспешно опустил веки, стараясь ничем не выдать свое пробуждение.

В конце концов, я же уже лежу в таком приятном положении какое-то время. Значит, вполне могу полежать и еще. На десять минут меньше или больше — какая разница?

Честно говоря, сейчас по большому счету даже не было важно, чья конкретно это грудь и руки.

Я вдруг понял, что за всю мою жизнь не набралось бы и десятка моментов, чтобы было вот так. Я даже не сразу смог подобрать правильное слово, чтобы определить, как именно.

С женщинами я ел, спал. Во всех смыслах этого слова. С некоторыми — вместе выполнял какую-то работу. С Таней — жил. Вместе с ней занимался рукопашкой и стрельбой. Иногда — ужином. Иногда — сексом. Телячьих нежностей без повода между нами не было.

Но то, что происходило сейчас, не имело никакого отношения к интимности в прямом смысле этого слова. Скорее, я сейчас выступал в роли раненого солдата из старого кино, который бормочет «сестричка!» и в очередной раз просит подать воды, но не потому, что пить хочет, а потому что для того, чтобы его напоить, ласковые женские руки коснутся плеча, приподнимут голову, нежный голос произнесет что-то совершенно незначащее, но при этом очень важное.

Ощущение, будто после долгого холода встаешь под теплую воду. Она легко скатывается по твоей коже, при этом каким-то образом вытаскивает буквально из глубины твоего тела, из костей скопившийся там озноб и смывает к чертовой матери в канализацию. И вот ты расслабленный, усталый — но согретый. Хочется стоять под этим теплым потоком, не шевелясь… И чтобы вода в кране не заканчивалась.

И тут Анна, не прекращая перебирать мне волосы, вдруг негромко произнесла:

— И долго ты собираешься спящим прикидываться?

Ну вот и все,