дыма. 
Шаг за шагом я вышел к поляне, на которой горел челнок. Позади него виднелся силуэт десантного бота. А на самой поляне произошла бойня.
 Повсюду виднелись тёмные лужи крови, искорёженные тела, оторванные конечности, обломки брони и чешуи. Посреди этого хаоса возвышалась туша лобстера, ещё живого, но основательно потрёпанного. Его лишили ног и одной клешни, из-под чешуи выглядывало изрешечённое пулями мясо, но он до сих пор пощёлкивал оставшейся клешнёй, запихивая себе в рот чью-то оторванную ногу. Я почувствовал, что мне стало дурно, а к горлу подкатило содержимое желудка, которое с огромным трудом удалось удержать внутри.
 Несколько раненых тихонько стонали, чуть ли не скулили. Один лишился обеих ног, другой лежал и собирал сизые кольца собственных кишок в развороченное брюхо.
 Я медленно, по дуге, подошёл к грязекрабу, который мог всё ещё быть смертельно опасным. Он не обращал на меня внимания, продолжая пожирать свежее мясо, так что в этот раз у меня был шанс хорошенько прицелиться. Сверкнула вспышка, бластерный заряд ударил его почти в упор, лобстер дёрнулся напоследок и обмяк. Над поляной висело чудовищное зловоние, то ли от мёртвого грязекраба, то ли от устроенной им бойни.
 — Эй… Офицер… — слабо позвал меня раненый.
 «Кракен» уставился прямо на него, и раненый боец в армейском камуфляже поднял руки. Его автомат лежал рядом, но он даже не пытался его взять.
 — Кто вы такие? — спросил я.
 — Мы?.. ПВО… — ответил он. — Приказ был… Террористов сбить… Потом найти… Помоги, а…
 Он истекал кровью, его ноги были отхвачены клешнями чуть выше колена и он быстро слабел, лицо его было уже иссиня-бледным. Ему требовалась срочная медицинская помощь. Второму раненому было уже не помочь, жизнь его уже покинула.
 — Андерсен! Идите все сюда, — крикнул я.
 Адъютант и все остальные вышли из леса. Ефрейтора Стыценко от увиденного тут же вывернуло, принцесса побледнела и зажала нос рукавом. Нам крупно повезло, что лобстер переключился на новую цель, а не стал драться с нами до победного конца, иначе мы все стали бы его ужином.
 — Стыценко! Умеешь на этом летать? — я показал на десантный бот.
 — Так точно, — выдавил он, снова подавив позыв.
 — Андерсен, идите с ним, найдите там аптечку, — приказал я. — Ваше Высочество, вам тоже лучше подняться на борт.
 — В-высочество⁈ — удивился раненый.
 — И вы её чуть не убили, — процедил я, снимая ремень и перетягивая культю.
 Пусть они по нам стреляли, но, судя по всему, их обманули, использовали втёмную. А имперский солдат заслуживает того, чтобы его поставили на ноги, а не бросили в лесу, полном хищных ксеносов.
 Адъютант приволок полевую аптечку, я порылся в ней, перетянул вторую культю раненого жгутом, вколол ему обезболивающее. Солдат сразу как-то обмяк, но хотя бы дышать не перестал.
 — Давай, понесли, — приказал я Андерсену.
 Тот брезгливо скривился, то ли боясь испачкаться, то ли ещё из-за чего, но раненого всё-таки взял, аккуратно, под мышки. Я взялся за ноги, не обращая внимания на то, что мой мундир насквозь пропитывается чужой кровью. Хрен с ним, с мундиром, у меня ещё есть.
 Раненого перетащили в десантный бот, где ефрейтор Стыценко уже сидел в кресле пилота и проверял все системы.
 — Стыценко! Связь есть на этом дроволёте? — спросил я.
 — Так точно, но сигнал слабый, из-за деревьев, видимо, — сказал он.
 — Взлетай, а я свяжусь… Да хоть с кем-нибудь, — сказал я. — Координаты запиши этого места, надо сюда отправить кого-нибудь, за погибшими.
 — Есть, — буркнул пилот.
 Я уселся в кресло второго пилота, нацепил наушники. Связь и в самом деле терялась тут, на поверхности. Мы рухнули в невообразимой глуши, неудивительно.
 Пилот начал взлетать вертикально вверх, и только когда мы поднялись над кронами деревьев, связь стала устойчивой и стабильной. Внизу раскинулось целое море зелени, посреди которого поднимался чёрный столб дыма от нашего челнока. Это было даже по-своему красиво.
 Я принялся вызывать «Гремящий».
 — Лишь бы опять не сбили, — обеспокоенно произнесла Елизавета, сидя на самом краешке жёсткого кресла.
 — Не должны, — сказал я.
 Стыценко повёл аппарат над самыми верхушками деревьев.
 А мне наконец ответил «Гремящий».
 — Командор Мясников, — представился я, понимая, что вызов с неизвестного корабля может быть воспринят как угодно.
 — Господин командор⁈ Вы живы? — воскликнул Каргин.
 — Не дождётесь, — проворчал я.
 — А Её Высочество? — спросил связист.
 — В порядке, — сказал я. — Доложи старпому, что все живы. Были сбиты планетарным ПВО, летим к губернаторской резиденции. Адмиралу Платонову тоже доложи.
 — Есть, — сказал лейтенант Каргин.
 — Конец связи, — сказал я.
 С десантным ботом ефрейтор Стыценко управлялся не так умело, как с нашим челноком, но всё равно достаточно ловко, так что мы мчались по направлению к обитаемой части планеты. Конечно, явиться к губернатору в таком виде — неслыханное варварство, но это его люди сбили наш челнок, и ему придётся за это ответить. Так мы поставим Белогорского в уязвимую позицию. И важно сделать это именно сейчас, так что мы летели прямиком к его резиденции.
 — «Календула-22», ответьте! Вы входите в запретную зону! — раздалось вдруг в моих наушниках. — «Календула-22», немедленно измените курс!
 Это мы, похоже, «Календула». И мы приближались непосредственно к резиденции графа Белогорского. Лес внизу давно сменился бескрайними полями, по которым ездили автоматические комбайны, изредка виднелись посёлки и города колонистов, обнесённые высокими стенами. Впереди же раскинулся огромный роскошный сад, в глубине которого притаился двухэтажный особняк в классическом стиле.
 — Это командор Мясников, запрашиваю разрешения на посадку, — ответил я.
 — «Календула-22», немедленно измените курс или вы будете сбиты! — упорствовал неизвестный диспетчер.
 — Нас уже сбили, пустоголовый ты кусок идиота! Разрешение на посадку «Гремящего-1» у нас было! — рявкнул я. — Дай разрешение на посадку этого корыта, иначе мой эсминец с орбиты превратит это место в расплавленный кратер!
 До некоторых людей невозможно достучаться, пока не начнёшь на них орать, и это меня часто расстраивало. Не люблю, когда вежливость принимают за слабость.
 На удивление, это сработало. Диспетчер заткнулся на некоторое время, видимо, спрашивал у старшего, что ему делать, а потом вновь появился в эфире.
 — «Календула-22», проследуйте на четвёртую посадочную площадку, — сдавленно произнёс он.
 — Сразу бы так, — проворчал я. — Стыценко, ты слышал всё, давай на