Риан привёл меня к двери, не отличимой от остальных. Я слегка коснулся рукой панели сбоку, и дверь открылась.

В большой комнате было мало мебели — пара полупрозрачных столиков с регулируемой высотой, несколько стульев и три дивана вдоль стен. У одного из диванов сидела Анриль, вожак нашей стаи гончих.

— Она всё-таки не очнулась, — произнесла гончая. — Я ощутила всплеск мозговой активности, как это бывает у большинства существ перед пробуждением, но она, похоже, опять заснула.

— Выйди, Анриль. Я должен осмотреть… это существо.

— Она была моим другом когда-то, Сайринат, — в голосе гончей звучал упрёк.

— Тем более, тебе лучше уйти отсюда до тех пор, пока она окончательно не придёт в себя. Я врач, Анриль, и имею побочное психологическое образование. Слушайся меня.

— Я буду рядом, — ответила гончая, не спуская с меня подозрительного взгляда. Они с Рианом вышли и закрыли дверь.

Я подошёл к дивану. На нём лежала молодая женщина, лет двадцать-двадцать пять по человеческим меркам. Светлая одежда ясно обрисовывала её странную фигуру. У неё была очень светлая кожа и светлые, завитые кольцами волосы. Она лежала, наполовину согнувшись, и мне трудно было на взгляд определить её рост, но он был примерно таким же, как у наших охотниц. Возможно, когда она была человеком, она была ниже. Её запах был немного странным для женщины. Химера, результат эксперимента с попавшими в её организм тканями дайр'ана. Как она их получила, ещё предстоит выяснить.

Я осторожно положил пальцы ей на шею, считая пульс. Трудно сказать, каким он должен быть у такой вот… химеры.

Словно отвечая на моё прикосновение, женщина пошевелилась, а потом распахнула тёмно-голубые глаза. Очень яркие, но всё-таки не синие, как у истинной охотницы. Она резко подалась назад, чуть не оцарапавшись о мои когти, и вжалась в спинку дивана. Я присел возле неё так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и произнёс по-человечески:

— Всё в порядке. Я не враг тебе. Кто ты?

— Кто я? — эхом повторила химера, и снова, уже тише: — Кто я?

— Похоже, у тебя амнезия. Ты знаешь, что это такое?

Она отрицательно покачала головой. Она меня боялась.

— Ты что-нибудь помнишь о себе?

Она нахмурилась, а потом резко мотнула головой в знак отрицания. Волосы почти завесили лицо, но я различил, как трепещут крылья её носа. Она принюхивалась.

— А как ты себя чувствуешь?

— Нормально, только… странно. Ты не тронешь меня?

— Я тебя спас. Зачем теперь убивать?

Кажется, этого говорить не следовало. Она приподняла голову и уставилась на меня большими тёмно-голубыми глазами, только что рот не открыла.

В процессе разговора она немного привыкла ко мне. Я выяснил следующее: женщина примерно знает, какое сейчас время по местному летосчислению, имеет понятие об истории и технике своего мира, о социальном устройстве людского общества. Но все эти знания оказались поверхностными, а о себе она не помнила вообще ничего. И как теперь узнать, откуда это чудо свалилось мне на голову во время очередного задания? Надеяться на то, что её память восстановится?

Раза с седьмого она выговорила моё имя правильно, что практически невозможно для человека. На этом я решил временно прекратить наше общение и позвал Анриль. Если гончая знает эту женщину, возможно, она поможет ей что-нибудь вспомнить. По крайней мере, эта химера узнает, как её звали когда-то. Гончие редко ошибаются, скорее всего, это действительно бывшая подруга их вожака.

Я вернулся к себе, раздражённо убрал рисунки со стола и потянулся за препаратом. Наркотик. Ещё одна ниточка в опутавшей меня сети. Он превратил мою душу в снежную пустыню. И он же спасал мой разум от безумия. Даже сквозь пелену навязанного этим веществом равнодушия пробивалось болезненное чувство вины, заставлявшее мечтать о смерти.

День выдался не из лёгких, поэтому я лёг спать, больше не общаясь с химерой и положившись на гончих. Все понимали, что нам надо узнать, что это за существо и откуда, как много люди знают о ней… и о нас. Противно это осознавать, но химера — отчасти такая же, как я. Она явно придаёт большое значение запахам.

На следующие сутки, стоило мне проснуться и привести тело и мысли в порядок, за мной опять пришёл Риан.

— И давно ты у Анрили вместо гонца? — поинтересовался я. — Мне казалось, у тебя статус в стае повыше.

— Я всего лишь выполняю просьбу своего вожака. Анриль передаёт, что ты должен поговорить с той женщиной и поддержать её.

— Надо полагать, я должен лично Анрили?

— Не язви, ликвидатор.

— И не пытаюсь. Это мысли вслух, Риан. И тебе совсем необязательно их слушать.

— Ты мог бы думать на ротасс-нок'ан, а не на общем языке.

— Я не разговаривал на родном языке чуть больше тридцати лет. Привык к общему, — ответил я, натягивая тунику. — Мне разрешено поесть, или надо бежать к пациентке немедленно?

— Они ждут тебя в общей столовой.

Я принял дозу и пошёл в столовую. По крайней мере, эта история с химерой обещала быть достаточно интересной. Возможно, это даже выведет меня из оцепенения, в котором я пребывал последние десять или пятнадцать лет, забыв про мечту о самоубийстве.

В столовой было мало народа. В основном мы все брали здесь еду и шли к себе, чтобы спокойно поесть в уединении. Химера и Анриль сидели за одним столиком. Чтобы нашей «гостье» было удобнее, гончая даже забралась на стул, а не опустила стол пониже.

Я почти никогда не хотел есть. Наркотик убивал чувство голода. Я ел, потому что знал, что это необходимо. Изо дня в день я ел одно и то же блюдо из рыбы. Рыб выращивали в подземном озере в Логове.

Я взял тарелку и столовые приборы и устроился рядом с бывшими подругами. Гончая ела рагу прямо из миски, химера задумчиво ковыряла ту же самую рыбу. У неё было идиотское испуганно-детское выражение лица.

— Тебе удалось что-нибудь вспомнить? — спросил я.

Она резко вскинула голову, принюхалась, растянула губы в улыбке. Её что, никогда не учили, что так откровенно нюхать собеседника просто невежливо?

— Ой, привет, Сайринат. Анриль рассказала, что меня звали Ангелина. Я раньше была человеком. А кто я теперь?

— Чтоб я знал…

«С-сайринат…» — прозвучало в моей голове раздражённое шипение Анрили. Но я не собирался быть вежливым с этой женщиной просто потому, что этого хочет старшая гончая.

— Так странно. Я помню, как