— Из-за подруги. Я сам поступил бы так же, если бы кто-то посмел подобным образом шантажировать близких мне. Надо быть последней мразью, чтобы опуститься до того, чтобы угрожать разглашением чужой тайны ради только лишь плотских удовольствий. Но из-за чего ты теперь хочешь умереть?

— Разве не ясно? Мне некуда идти, — Ангелина развела руками. — Николай… боюсь, для него будет лучше, если я не вернусь. В группе мне тоже будут совсем не рады, ведь я убила одного из наших. Моя жизнь только начала налаживаться, и всё снова пошло прахом из-за какой-то ерунды! Не хочу пытаться снова начинать жизнь с нуля. Да и не вижу смысла.

— Действительно, досадно. Но это недостаточный повод для самоубийства.

— Я же сказала: ты не поймёшь. Тебе всего лишь «досадно». Какой повод ты считаешь достаточным, Сайринат?

— Если хочешь знать, слушай, — хвост ликвидатора снова дёрнулся. — Слушай, потому что я не рассказывал об этом больше никому. Я уже более тридцати лет живу на Земле один. Я более тридцати лет мечтаю о смерти. У нашего государства много врагов, мелкие стычки с которыми происходят почти постоянно. Но в тот раз это была не просто мелкая стычка, а настоящая война. Я тогда только прошёл весь курс военного врача и сразу же отправился к местам сражений. Я воевал полтора года. За это время я потерял отца. Дед умер почти у меня на руках. Он был моим наставником на той войне, часто помогал спасать товарищей в тех случаях, когда мне самому не хватало опыта. У моей матери было больное сердце. Даже если она пережила смерть супруга и отца, то, что произошло со мной, должно быть, стало для неё последним ударом.

Ангелина была заворожена этим рассказом. На языке вертелись сотни вопросов, но она боялась прерывать ликвидатора, и он продолжил:

— Не знаю, когда, но всю нашу группу — сотню троек, триста бойцов — отравили вирусным оружием. Когда нас перебрасывали в другую часть сектора, на одной из орбитальных баз к нам прибыли друзья и родственники. В основном, как понимаешь, это были охотницы. Родственники-воины сражались на других участках. На базе действие вируса проявилось. И мы начали убивать сородичей. Всех, кого видели. Из трёхсот воинов выжили только семнадцать, общее количество жертв даже не хочу знать. Но я потерял там… тех, кто был мне очень дорог. Убил сам.

Сайринат замолчал, и Ангелина молчала тоже, не в силах вымолвить ни слова. Она пыталась осознать масштабы трагедии ликвидатора, но не могла себе такое представить.

— Тогда я действительно потерял всё, — совсем тихо продолжил ликвидатор. — Даже надежду вернуться домой.

— Лекарство так и не сумели найти? — наконец, смогла спросить Ангелина.

— Нашли, конечно же. Этот вирус очень опасен. К счастью, он заставляет атаковать только сородичей и действует исключительно на ликвидаторов, иначе жертв было бы больше. Лекарство нашли, но лишь для ранней стадии заражения. И оказалось, что для меня и шестнадцати других выживших уже слишком поздно.

— Поэтому ты теперь живёшь на Земле… без сородичей? И это из-за вируса ты ранил меня там, у ручья?

— Да. Из-за вируса. Чудо, что не убил, а только сильно ранил. Когда жажда убийства затопила мой разум, я вспомнил, как умирали другие тридцать лет назад. Только поэтому ты осталась жива.

— Но, если ты сказал, что для тебя это — повод для самоубийства, почему ты его не совершил?

— Я пытался. Но мне не дали. Когда я только пришёл в себя, когда сумел осознать, что от моей жизни остался только пепел, я пытался покончить с собой, но на моё подсознание поставили психические запреты. Я даже не могу рукой в стену ударить так, чтобы мне было больно. Я не могу сознательно поспособствовать своей гибели. Меня закодировали и сослали на Землю до конца жизни. А местные обитатели оказались слишком слабы, чтобы меня убить. Когда в лаборатории проекта «Покорение» меня сумели отравить, я испытал что-то вроде облегчения. Но ты зачем-то пришла и не позволила мне уйти. А теперь хочешь бросить в пустоте. Если бы я не знал тебя, то решил бы, что ты мне за что-то мстишь.

И снова Ангелина хотела что-то сказать или спросить, но не могла подобрать слов. Теперь, когда она знала самое важное, поведение Сайрината стало восприниматься совсем по-другому. И слова «ты меня раздражаешь» приобрели новый подтекст.

— Когда меня сделали не химерой, а полукровкой, изменился запах? И поэтому ты стал относиться ко мне по-другому? И поэтому в конце концов не выдержал и выгнал? Почему ты тогда не объяснил мне, что я просто должна уйти?

— Тебе будет трудно понять. Для меня очень сложно рассказывать о том, что я увечен. Я хотел признаться, но не смог и решил, что просто прогнать тебя будет вернее и лучше. Всё сложилось бы хорошо, если бы ты не пошла меня спасать. Я бы получил желанное забвение, а ты — осталась с людьми.

— Если тебе так трудно…

— Потому что ты сейчас слишком сильно напомнила мне меня самого. Только, в отличие от тебя, для меня действительно всё кончено, и мне некуда идти. Я тридцать лет не жил, существовал с мечтой о смерти. А ты отняла её у меня.

— Я… могу как-то помочь?

— Могла бы. Но тебе не хватит умения меня убить. Из-за психических запретов я буду вынужден защищаться. Оставим это. Моя жизнь слишком давно ничего не значит. А у тебя ещё есть шанс. Я сделаю тебя своей наследницей, и ты сможешь найти своё место в том мире, что когда-то был моим.

— Я не хочу быть одной из вас. Не хочу быть убийцей и монстром.

— Ты считаешь, мы действительно такие?

— Сайринат, — Ангелина устало вздохнула. — Сколько ты сам убил людей без крайней необходимости, просто потому, что они встретились тебе на пути?

— Ни единого. Я убиваю только тогда, когда человек может помешать мне выполнить задачу, поднять тревогу, например. Или вывезти какие-то материалы, которые должны быть уничтожены.

— А как же та лаборатория, куда мы попали после уничтожения проекта «Нефелим»? Сколько людей ты убил тогда? Людей, которые не могли ничего нам сделать.

— Я этого не помню, — ответил ликвидатор.

— Вот видишь: ты даже не помнишь этого!

— По другой причине. Я тогда вообще не понимал, что и зачем делаю. Мне было очень плохо, и меня вели программы экзоскелета. А программа решила перебить твой запах запахом крови, насколько я понял. Истекал срок действия препаратов, я чувствовал агрессию по отношению к тебе.

— А