Дверь через одну из нас распахнулась, и наружу с поднятыми руками вышел мальчишка лет четырнадцати, а рядом с ним еще одна девчонка, лет семи.

Что ж. Они не врали. Тут действительно есть дети. Но жалости к ним какой-то я не испытываю. Этих уебков ведь не смущало их присутствие, и они все равно грабили.

— Вперед! — заорал я. — Дальше по коридору!

— Ты что творишь? — спросил у меня Овод. — Мы же стрелять не сможем.

— Они тоже не смогут, — ответил я.

Мне это не впервой. Не в первый раз в жизни я беру заложников и прикрываюсь гражданскими, это точно. И вроде ничего особого не чувствую, хотя знаю, что росгвардейцы точно против. Ну и что нам с ними делать-то? Расстрелять? За спиной оставлять их я определенно не хочу.

— Ну! — крикнул я. — Еще кто есть?

— Не стреляйте! — послышался мужской голос из следующей комнаты. — Я выхожу!

Дверь открылась, и наружу вышел интеллигентнейшего вида мужчина, вроде оставшегося в лагере росгвардейцев Игоря, только лет на пятнадцать младше. Он тоже держал руки наверху.

— Есть тут еще кто? — спросил я, наводя на него метку прицела. — Есть еще в здании?

— Нет, — ответил он. — Мы только на этом этаже жили. Было еще семеро, но они в засаду ушли на шоссе. Их ведь нет уже, верно?

С улицы снова послышался выстрел.

— Еще один, пытался по пожарной лестнице четвертого спуститься. Готов, — проговорила рация.

— Что, сука, врать мне будешь? — я подскочил к нему и врезал прикладом автомата в живот. Должно было получиться больно, даже несмотря на резиновый затыльник.

Женщина что-то тихонько захныкала, дети завизжали. Мужик согнулся от удара, и я отчетливо услышал, как из него вышел воздух. Я оттолкнул его к стене, приставил ствол автомата ко лбу.

— Не трогай дядю! — послышался крик, дверь за моей спиной распахнулась, и в меня врезался какой-то мальчишка, и заколотил кулаками. Не больно, конечно, но все равно неприятно.

Я ощутил покалывание в области виска там, где мою голову уродовал шрам. Визг детей, плач женщины, который перешел уже в вой. А потом меня накрыла дикая вспышка боли. Ощущение было такое, будто голова сейчас взорвется на хрен, перед глазами побежали картинки: какие-то поля, перекопанный взрывами, лица людей, трупы.

Сам не знаю, как, но я заклинил палец на спусковом крючке, и башка этого мужика разлетелась во все стороны, забрызгав кровью все вокруг в том числе и меня. Труп осел, а я резким движением отбросил от себя пацана. Он влетел в стену, сполз по ней и завизжал совсем уж тонко.

И сквозь все это я услышал голос Степаныча, который, похоже, уже полминуты пытался достучаться до меня через рацию.

— Край, трое вышли, бегут. Мужик, баба и ребенок. Ствол только у мужика.

Несколько секунд, я не понимал, кто это ко мне обращается. Потом дошло.

— Край, ответь, — повторил он.

— Работай, — прохрипел я.

— По всем троим? — спросил он.

— Мужика отработай. Если попытаются забрать ствол — остальных тоже.

— Принято.

Послышался выстрел, и тут же следом громкий женский крик. Звук автоматной очереди, и еще один выстрел.

— Родители готовы, пацан бежит.

— Хорошо, — ответил я.

Может быть, и хорошо, что Степаныч вмешался. Это меня несколько остудило.

— Внутрь! — приказал я, открыв дверь общего санузла. — Живо!

— Что? — спросила женщина.

— Внутрь, блядь, быстро! — заорал я, понимая, что снова слетаю с катушек. — Давайте, блядь, вперед!

Они послушались. И когда последний из них вошел внутрь, я сбил ударом приклада ручку замка так, чтобы изнутри открыть дверь возможности не было. Потом захлопнул и закрыл снаружи. Все, не вылезут. Никого достаточно здорового, чтобы выбить крепкую деревянную дверь, среди них нет.

— Овод, — ждешь тут, — приказал я. — Если полезут — стреляй. Мы проверим верхние этаже.

— Край, ты серьезно? — севшим голосом спросил росгвардеец.

— Да, блядь, серьезно! — не выдержав, заорал я. — А ты чего хочешь, чтобы мы положили их всех на хуй? Забрать мы их не можем, пусть запертые посидят, пока здание не дочистим, и не заберем все, что нам нужно. Дальше пусть сами выбираются, не наше дело.

— Он прав, Миш, — сказал Шмель.

— Но все равно…

— Жди тут, — сказал я двинулся к двери, которой заканчивался коридор. На пути перезарядил автомат.

Толкнул, и увидел, что она ведет на пожарную лестницу. По ней можно было попасть на любой этаж. Сверху капнуло красное, прямо мне на плечо. Я поднял голову и увидел, что там валяется труп. Ага, по нему Степаныч и отработал.

Когда мы поднялись наверх, я отчетливо услышал из-за двери четвертого этажа шаги. Нас тоже слышали, потому что ступени были металлическими, а бесшумно по ним подниматься вообще невозможно.

Мы с Шмелем переглянулись, снова встали по разные стороны. Ему опять предстояло идти тараном из-за отсутствия у меня брони.

Я потянул на себя дверь, и в нее тут же ударили пули. Не пробивали, рикошетили, она в отличие от тех, что были с номерами, была тяжелой, металлической и сделанной на совесть.

— Сдохните, суки! — послышался крик изнутри.

Стрелял один, это и так различить можно. Мы со Шмелем снова переглянулись, и он вытащил из подсумка круглую тушку старенькой «Зари». Ну, тут и так все понятно, внутри темно и…

— Давай? — спросил я.

Я кивнул, потянул на себя дверь, и секунду спустя в помещение полетела граната. Послышался оглушительный хлопок, а потом еще один крик, но уже полностью дезориентированного человека.

Я снова открыл дверь, и Шмель высадил в помещение несколько коротких очередей. Мы вошли, продолжая держать стволы наизготовку.

На полу метрах в пятнадцати от входа, лежало тело с разбросанными руками. Одежда на его груди топорщилась, и во все стороны разливалась кровь. Рядом валялся автомат, еще одно «весло» под «семерку». Что ж, это подтверждает то, что оружие им раздавали солдаты, и действительно отпустили всякое старье. Наверное под расписку и по документам, только вот это не помогло, и стволы все равно в итоге попали не в те руки.

Часть дверей на этаже была открыта. Мы проверили одну комнату, вторую, третью, но никто больше по нам не