были всеми признанные герои, такие, как Северянин, Рамзес, Лета и Абрамчик. И некоторые персоны, скажем так, из числа не самых известных. Бабочка, Ледокол, Серго. И Монгол.
Я аж поперхнулся.
— Э-мм… Да ладно. В самом деле?..
— Да, — кивнул Данилевский, шагая глянцевыми туфлями по грязному асфальту.
— Боюсь спрашивать, что же там за история была.
— О том, как отважный Монгол, весь раненый, в свою первую тестовую ходку попал в мясорубку, но уцелел и даже вытащил из рифта двух своих соратников.
Я мрачно усмехнулся.
— Надо же. А там говорилось, что это все оказалось напрасным и никто из них не выжил?
— Нет, — ответил Данилевский. — Это не вписывалось в формат детской книги. Я узнал о том, как обстояли дела на самом деле, только сегодня ночью, когда читал ваше личное дело. К счастью, теперь мы больше не допускаем таких ошибок, какие тогда совершали ваши кураторы и прогнозисты. Мы изучили особенности влияния целого пласта рифтов на человека, выяснили, какие способности с чем конфликтуют, пытаемся вывести взаимосвязи и тому подобное. Но кое-что мы безвозвратно потеряли, Марат. Это хорошо подготовленных людей, готовых идти на ту сторону в неизвестность. Прямо сейчас на баланс ЦИРа передан один рифт, который вдруг начал менять свои характеристики. Совершенно спокойный, стабильный и предсказуемый рифт с мирной средой вдруг стал агрессором. Корпорация, которой он принадлежал, дважды отправляла туда экспедицию из трех и пяти человек. В первом случае не вернулся никто. Во второй раз пришел только один, с полностью разрушенной иммунной системой и психиатрическим диагнозом длиной с Миссисипи. В итоге рифт передали нам для изучения.
Я насторожился.
Предчувствие неприятно заскреблось, заворочалось, и это определенно не предвещало ничего хорошего.
Я остановился.
— И зачем вы мне все это рассказываете?
Данилевский повернулся ко мне. И глядя в упор своими звериными глазами сказал:
— Я хочу, чтобы ты пошел в этот рифт.
От возмущения я фыркнул, как встревоженная лошадь.
— Что? Хотите, чтобы я и после официальной смерти продолжил на вас работать? А вообще — без проблем. Только командировочные выплатите. За сто пятьдесят лет.
— Монгол, ты не понял, — проговорил Данилевский, приблизившись ко мне. — Давай сформулирую по-другому. Ты пойдешь в этот рифт, отработаешь как нужно и вернешься. Надеюсь, в этом столетии. И за это я не заплачу тебе ни рубля. Или буквально через пять минут новость о тебе взорвет все новостные сайты. За твою голову будут драться службы безопасности и корпораты, психиатры и религиозные гуру. И всем прежде всего будет интересно, что же у тебя внутри. Хочешь закончить свою карьеру на лабораторном столе? Или в тюрьме? Или в качестве домашнего питомца какой-нибудь дамы из числа корпоративной верхушки? Они иногда такое делают с недееспособными знаменитостями.
— И для всего этого достаточно одного только портретного сходства с фоткой столетней давности?
Данилевский широко улыбнулся.
— Не переживай. Доказательства я тебе обещаю самые неопровержимые. И даже свидетелей, если потребуется.
Сукин сын.
У меня аж кулаки сжались от желания поправить челюсть этому самодовольному ублюдку.
Вот, значит, как.
Нет, я, конечно, и сам думал сходить в какой-нибудь рифт, чтобы посмотреть, как работает эта штука в моем мозгу и что вообще за задания мне предложит система.
Но есть огромная разница между тем, что ты делаешь по собственной воле, и жизнью на коротком поводке.
— Мне интересно… — проговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал не слишком уж агрессивно. — Ну так, в порядке информации. Это будет нарушением профессиональной этики, если я тебя в жопу пошлю? Или банальным конфликтом предков с потомками?
— Это будет глупостью, — совершенно спокойно отозвался Данилевский. — Тем более ты не дослушал ту часть договора, где ты получаешь кое-какие бонусы.
Он отвернулся от меня и пошел дальше, подставляя лицо разыгравшемуся ветру, и продолжил уже на ходу:
— А именно — я удалю из архива все твои документы и буду хранить их на виртуальной карте личного инфономика, — тронул он кончиками пальцев полоски у себя над бровью. — Сделано все будет так, будто часть файлов архива оказались повреждены. Такое иногда случается со старыми материалами. И даже проданные Подкобыльским самородки возьму на себя — просто заявлю об обнаружении кражи в одном из хранилищ. Получится небольшой скандал, но я справлюсь с этим. А когда ты принесешь мне новые данные из рифта, который не смогли укротить другие, все вообще забудут эту историю. Единственное, если у тебя остались какие-то предметы со станции, их нужно уничтожить, или передать мне. Дальше я зарегистрирую тебя как нашего внештатного сотрудника, и дело будет сделано.
Я глубоко вздохнул.
— Все равно не понимаю. Зачем вдруг ЦИРу доисторический сотрудник? Тебе что, больше в рифт послать некого? И почему, если все остальные просто глотки рвать друг другу будут ради возможности поизучать мое бренное туловище, ЦИР внезапно не имеет такого желания?
— Давай присядем, — кивнул Данилевский на небольшую пластиковую скамью напротив медицинского центра, изрезанную всевозможными надписями, цензурными и не очень
Я нехотя подчинился.
— Тебе повезло, Марат, — сказал желтоглазый, закинув ногу на ногу и щурясь на оранжевое солнце, выглянувшее из-за горизонта. — Ты жил в эпоху героев. А в моей эпохе героев нет, одна только супергероика осталась. Комикс вместо эпоса. Демонстрация трико и рейтинги небоскребов со штаб-квартирами. Хочешь знать, чем занимался Московский ЦИР, когда я только пришел в него работать? Историко-просветительской работой, а также обработкой и систематизацией информации, которую, как милостыню, время от времени скидывали в Центр корпоративные аналитики. А что такое корпоративные аналитики? Это не проходчики, нет. Это одноклеточные с узким перечнем встроенных функций. Они как дрессированные хомяки, умеют бегать только в рамках установленного регламента и согласно инструкции. Так их теперь учат. Идеально для решения стандартных задач, но у меня-то задача нестандартная. Вообще без ложной скромности скажу, что тот уровень, на который мне удалось вывести ЦИР к сегодняшнему дню — это просто космос по сравнению с тем, что было. Но на самом деле это ничто по сравнению с тем влиянием, которое когда-то было у вас. И которое я хочу вернуть.
В данный момент это важней, чем временной коллапс Гаммы. По глазам вижу, ты сейчас спросишь, зачем я тебе это говорю?
Я кивнул.
— Чтобы ты понимал, что в случае чего я тебя просто уничтожу, — ответил он. — С такими ставками, если потребуется, я лично выжгу тебе все извилины, чтобы никакой менталист не смог прочитать в твоей голове даже отрывочное воспоминание об этом разговоре. С другой стороны, если ты будешь по требованию выполнять для меня работу, я лично